Первое постреволюционное десятилетие в СССР стало временем экспериментов не только в политике и экономике, но и в образовании. Попытки создать бесперебойную систему воспитания новых людей вынудили идеологов нового подхода очень тщательно изучить советских школьников 20-х. Их много опрашивали, тестировали, поэтому вышла довольно ясная картина. Вопреки популярным представлениям, молодежь вовсе не горела переустройством мира и не испытывала революционного энтузиазма. Более того, никакой тяги к рабочим специальностям у нее не было. К великому ужасу партии и всей пропаганды, школьники и студенты мечтали разбогатеть и заниматься интеллектуальным трудом. Евгений Антонюк рассказывает, как первое поколение советской молодежи оказалось полной противоположностью мечтам партии.
Воспитание нового человека
Революция 1917 года радикально изменила не только политическую и экономическую системы, но и сферу образования. Большевики рассматривали старую школу как цитадель "казенщины" и "казарменного воспитания", которую необходимо разрушить до основания. Изменения в сфере образования были колоссальны: от полной отмены школьных оценок и экзаменов до ликвидации традиционной классно-урочной системы.
Первому поколению советских школьников, учившихся уже в новой школе, предстояло стать объектом для экспериментов, призванных создать правильного строителя коммунизма. Большевики считали большинство обывателей мещанами, безнадежно отравленными мелкобуржуазными предрассудками, которые никогда не смогут понять их идей. Поэтому всю мощь пропаганды решено было обрушить на подрастающее поколение.
Роль школы считалась особенно важной еще и потому, что семья традиционно рассматривалась большевиками как реакционный и отсталый институт. Наиболее радикальные большевики даже выступали за то, чтобы забирать детей из семей на воспитание в специальные детские дома и школы-коммуны, в которых учащиеся будут лишены пагубного влияния родителей и будут воспитываться в соответствии с партийными установками.
В брошюре "Партийная этика" Мартын Лядов писал:
Можно ли воспитать коллективного человека в индивидуальной семье? На это нужно дать категорический ответ: нет! Каждый сознательный отец и мать должны сказать: если я хочу, чтобы мой ребенок освободился от того мещанства, которое глубоко сидит в каждом из нас, нужно изолировать ребенка от нас самих… Чем больше ухаживают за ребенком родители, тем больше его портят, в нем воспитывается эгоизм…. Чем скорее от матери будет отобран ребенок и сдан в общественное воспитание, тем больше гарантий, что ребенок будет здоров.
Педология
Правда, очень быстро выяснилось, что денег на разворачивание огромной сети детских домов и школ-коммун нет и не предвидится, а значит придется мириться с "тлетворным влиянием семьи". Обработку подрастающего поколения начали при помощи экспериментальных методов. К середине 20-х годов бешеной популярностью в СССР стала пользоваться педология — невиданное доселе течение, призванное поставить на поток подготовку идеальных строителей коммунизма. Педологи намеревались взять на вооружение достижения из разных наук с целью воспитания новых людей, гармонично развитых интеллектуально, психологически и идеологически. По распоряжению Наркомпроса в каждой школе обязан был быть хотя бы один профессиональный педолог.
На новую науку возлагали очень большие надежды. Педологи тщательно изучали учащихся, начиная от антропометрических и интеллектуальных данных и заканчивая их семьей и личной жизнью. Главным методом изучения было анкетирование. Разного рода опросы стали набирать популярность еще в дореволюционной России, но в 20-е годы начался настоящий бум: школьники, студенты, пионеры, комсомольцы, молодые рабочие — все они подвергались постоянному тестированию и анкетированию. Воспитание молодежи хотели сделать всеохватывающим: школа — пионерия — комсомол. Проработанный по всем фронтам молодой человек должен был превратиться в идеального строителя коммунизма, готового беспрекословно выполнять любой приказ авангарда рабочего класса.
Молодежь не та пошла
Однако на деле вышло совсем иначе. Регулярные тестирования школьников и комсомольцев показывали, что первые советские поколения сильно отличаются даже от предшествующих, а их устремления кардинально расходятся с тем, что от них ждут. К середине 20-х стало заметно, что ожидания от молодежи и реальность не совсем совпадают, а к концу десятилетия сетования на неправильную молодежь стали повсеместными.
Благодаря регулярным опросам и анкетированиям молодежи первое поколение, выросшее при СССР, изучено значительно лучше других. В современном коллективном сознании бытует убеждение, что 20-е годы были временем бешеного революционного энтузиазма, люди готовы были отдавать жизнь за идею и жертвовать чем угодно ради светлого будущего. Но сохранившиеся данные опросов показывают, что это не так.
Молодежь оказалась совершенно не восприимчива к громким революционным лозунгам. В 1925 году в Тверской губернии результаты анкетирования школьников неприятно удивили педагогов. 71% старшеклассников сообщил, что в будущем планирует заниматься интеллектуальным трудом. Даже среди наиболее внушаемой группы — учащихся младших классов — желание стать интеллигентами выразили 69%. И это на фоне всеобъемлющей пропаганды о человеке труда и преимуществах рабочего класса!
В других регионах анкетирования давали схожие результаты, интеллигентами хотели стать свыше 60% советских старшеклассников. Даже в царские времена эта доля была значительно ниже: так, в довоенных исследованиях интеллектуальный труд предпочитали менее половины участников опросов. Чем больше пропаганда воспевала труд рабочих, тем меньше молодежь хотела становиться ими.
В другом опросе, проведенном среди городских и сельских школьников в 1927 году, давались похожие ответы. Большинство городских старшеклассников мечтали стать инженерами, а сельских — агрономами (эта профессия на селе ассоциировалась с успешностью и даже зажиточностью). Девочки мечтали стать врачами или артистками (эти ответы набрали одинаковое количество процентов). 19% опрошенных школьников хотели стать рабочими и лишь 1,5% — крестьянами.
Самыми удивительными были ответы на вопросы о богатстве. Более 57% честно признались, что мечтают разбогатеть. И менее 10% опрошенных заявили, что осуждают богатство. И это в стране, где слово буржуй считалось ругательством, а газеты и журналы на все лады склоняли даже простых обывателей за мещанство.
Еще более удивительным было то, что до Революции молодежь с презрением относилась к богатству. В 1911 году в "Вестнике образования" были опубликованы результаты масштабного анкетирования учащихся средних заведений крупных губернских городов. Тогда менее 1% опрошенных признались, что стремятся к получению материальных благ.
Схожие результаты дали исследования кубанского педагога Колотинского. В 1913, 1916, 1923 и 1926 годах он проводил масштабные анкетирования старшеклассников в кубанских школах, чтобы выяснить, насколько изменилась молодежь. Как оказалось, за это десятилетие даже в одном регионе изменилось многое. Революционная молодежь, выросшая уже при социализме, была гораздо более прагматична и эгоистична. В опросниках Колотинский предлагал написать жизненный лозунг, девиз, которым в жизни руководствуется молодой человек. Эти лозунги при обработке он делил на несколько категорий, среди которых особо выделял две: альтруистические и эгоистические.
В 1916 году 41% опрошенных придерживался альтруистических девизов и только 14% — эгоистических. Спустя десятилетие, в 1926 году, лишь 15% старшеклассников придерживались альтруистических лозунгов и уже 26% — эгоистических. Любопытно, что аналогичный опрос 1913 года в Одессе дал прямо противоположные результаты: 79% альтруистических лозунгов и менее 10% эгоистических.
Критику вызывали и вкусы молодежи. Самым популярной формой досуга у городских школьников 20-х было посещение кино. Более 80% молодых людей сообщали в опросниках, что ходят в кино от 1 до 10 раз в месяц. Но вот любимые фильмы у молодежи были отнюдь не революционные. В 1927 году несколько тысяч участников опроса назвали пятерку своих любимых фильмов. Первые три места занимались приключенческие голливудские ленты "Багдадский вор", "Робин Гуд" и "Знак Зорро" — картины, которые критиковали за отсутствие революционного содержания. Зато идеологически выверенные советские "Броненосец Потемкин" и "Красные дьяволята" заняли лишь 4-е и 5-е места в списке. Опросы показывали, что кумирами подростков 20-х были голливудские актеры Дуглас Фэрбенкс и Мэри Пикфорд, а вовсе не революционеры.
Аналогичные интересы были и в литературе. Чаще всего молодежь брала почитать книги Майна Рида, Жюля Верна и Фенимора Купера, а вовсе не революционную литературу.
Скандальное письмо пионерки
Событием, отчасти поспособствовавшим сворачиванию "вольницы" 20-х, стало письмо пионерки из Барнаула в редакцию журнала "Пионер", опубликованное в 1929 году. Девушка поделилась с журналом своими переживаниями, рассказав, что мечтает стать артисткой, как Мэри Пикфорд, потому что у артисток огромные гонорары. Она мечтала об огромном доме "с камином и роялем", и все эти переживания абсолютно не вписывались в новую советскую реальность с коллективизацией и индустриализацией.
Редакция журнала решила развернуть дискуссию. Модераторы умело дирижировали ей, в основном публикуя осуждающие письма от других пионеров, но иногда давая слово и голосам поддержки. В итоге на эту дискуссию обратил внимание Максим Горький. Писатель, к тому моменту полностью перешедший на сталинские позиции, раскритиковал плохое воспитание молодежи и призвал принять меры, потому что "если подрастающее поколение не воспитать социалистами, то и социализма в стране не построить".
В экстренные сроки была выпущена брошюра "Кем хотят быть наши дети?" с критикой "мещанских и обывательских" устремлений молодежи. Далее последовало постепенное закручивание гаек. После сворачивания НЭПа был практически прекращен прокат зарубежных фильмов. Педология была объявлена педагогическим извращением, тестирования и анкетирования были свернуты на несколько десятилетий. Новое поколение росло уже в информационном вакууме и под гораздо большим идеологическим прессом. Получила широкое распространение практика комсомольских путевок, когда молодежь по разнарядке отправляли то на строительство в тайгу, то в НКВД, то в армию.
В конце 30-х было внедрено платное образование в старших классах, средне-специальных учебных заведениях и университетах. Также появилась практика трудовых мобилизаций, когда под угрозой уголовного преследования молодежь не могла устраниться от учебы в школах фабрично-заводского обучения и дальнейшей отработки по распределению на указанном заводе. На смену экспериментам 20-х пришли суровые 30-е, когда больше никого не интересовало, кто и что хочет.
Первое советское поколение, выросшее уже в новой стране, оказалось сильно не похожим на предыдущие. Они были прагматичнее, циничнее и эгоистичнее дореволюционной молодежи, чему было объяснение. Дореволюционная молодежь не видела разрухи, голода и войны, тогда как для первого советского поколения вопрос элементарного выживания стал насущным с самых ранних лет. Голодное детство и взросление под сильным идеологическим прессом выработало у них защитные механизмы в виде равнодушия к громким лозунгам и стремления прежде всего обеспечить себя. Поколение, выросшее в 20-е годы, так и осталось одним из самых изученных. С начала 30-х разного рода анкетирования и опросы были прекращены на долгие годы, и о реальных устремлениях и мечтах нескольких последующих поколений можно только догадываться.
