Лето 2020 года запомнится не только карантином и пандемией коронавируса, но и борьбой с памятниками. Поначалу казалось, что охватившая Запад волна Россию не затронет. Но сначала на Аляске решили убрать памятник русскому правителю Алексею Баранову, а затем разразился скандал и внутри нашей страны. Установленный 30 июня в Сочи памятник русским солдатам, воевавшим с горцами Кавказа в 1837 г., через несколько дней был демонтирован по указанию администрации, прислушавшейся к мнению черкесской общины. И хотя в обществе бытует мнение, что практику демонтажа памятников россияне изжили, этот случай, возможно, доказывает обратное. Такого активного сноса, как на Западе, у нас пока нет. Но что будет дальше? Андрей Бесков анализирует наш опыт обращения с памятью.
Многие, наверное, ждут красочного рассказа о том, как громили памятники при большевиках, подобного тому, что написал Е. Черных в "Комсомольской правде". Но нарисованная им апокалиптическая картина строится вокруг малозначительного эпизода участия Ленина в показательной акции по сносу обелиска на месте гибели великого князя Сергея Александровича и мало соотносится с историческими фактами.
Как ни странно, в грозном 1917 г. ничего особенного с памятниками не происходило — их разве что использовали в качестве трибун для воззваний. Историк Светлана Лиманова в своей статье отмечает:
В течение 1917 г. в Петербурге и Москве неоднократно фиксировались случаи пренебрежительного отношения к символам царской власти: демонстративно сжигались имперские флаги, уничтожались гербы с двуглавыми орлами, разбивались лепные бюсты императоров. Однако, несмотря на революционную эйфорию и окрепшее чувство вседозволенности, в столицах не наблюдалось спонтанных случаев сноса имперских памятников, как это происходило в других городах империи (например, уничтожение памятника Александру III в Феодосии или "народный суд" над памятником П.А. Столыпину в Киеве), были лишь случаи мелкого вандализма.
В итоге советская власть была вынуждена подтолкнуть процесс в нужном направлении. В апреле 1918 г. был опубликован декрет за подписью В.И. Ленина "О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской Социалистической Революции". По замыслу большевиков, на смену памятникам старого режима должны были прийти новые, отражающие "идеи и чувства революционной трудовой России".
Интересно, что механизм сноса монументов выглядит неожиданно прогрессивным: в декрете предписывалось удалять с площадей и улиц памятники, "воздвигнутые в честь царей и их слуг и не представляющие интереса ни с исторической, ни с художественной стороны". Решать, какие памятники подлежат демонтажу, должна была специальная комиссия во взаимодействии с художественной коллегией Москвы и Петрограда. Особо отмечалось: "Областные и губернские Советы приступают к этому же делу не иначе как по соглашению с вышеуказанной Комиссией".
Снос старых памятников был инициирован сверху, происходил в целом контролируемо и организованно, поэтому многие памятники дореволюционной эпохи, — например, "Медный всадник" — сохранились. Этот монумент, согласно воспоминаниям коменданта московского Кремля Павла Малькова, Ленин считал "подлинным произведением искусства".
Вторая волна сноса памятников в нашей стране пришлась на время крушения СССР. На сайте "Свобода приходит ногами", созданном организацией "Международный Мемориал" (признана иностранным агентом) и Фондом Егора Гайдара, скрупулезно излагаются события августа 1991 г. Вкратце проследим за ними.
22 августа, после того как стало понятно, что ГКЧП проиграл, демонстранты собрались у памятника Дзержинскому на Лубянской площади и пытались свалить его с постамента. Есть некая ирония истории в том, что первым, кто попытался это сделать, был какой-то "молодой человек с украинским флагом в руках" (в сегодняшней Москве такое представить трудно). Мэр столицы Гавриил Попов был вынужден возглавить этот стихийный процесс и выделить спецтехнику для демонтажа монумента.
24 августа силами толпы был снесен памятник Свердлову, был изувечен также его бюст в подземном переходе станции метро "Театральная". Затем был демонтирован памятник Калинину – вице-мэр Юрий Лужков также выделил для этого технику.
Лишь внушительные размеры и вес спасли памятники Ленину на Калужской (бывшей Октябрьской) площади и Марксу на Театральной площади, поэтому демонстранты просто обезобразили их надписями.
Впрочем, первым пострадавшим памятником стал памятник Павлику Морозову, стоявший в одноименном парке за Белым домом. Его снесли еще 20 августа и использовали для укрепления одной из баррикад. Даже если признать, что советская пропаганда искусственно сконструировала образ пионера-героя, памятник зверски убитому ребенку вряд ли заслуживал такой участи.
Если сравнивать стихийный снос памятников, развернувшийся на Западе, с российским опытом, то смотреть стоит не на начало, а на конец советской эпохи. Кроме того, бросается в глаза разница между тем, как это происходило в советской России столетие назад и тем, как это происходит в современном мире.
Причина довольно проста, хотя и не очевидна. Нужно просто понять, чем по сути своей является война с памятниками и что такое сами памятники. Их воздвижение, равно как и низвержение, — это символическая практика, с помощью которой утверждается какая-то идеология. Меняются власть, политический курс, общественные идеалы и мораль, и вслед за этим одни символы — царизма, расизма, колониализма, коммунизма, капитализма и т.д. — на другие. Например, христиане любили ставить свои церкви там, где раньше стояли языческие святилища. Эта практика сложилась еще во времена Римской империи и прижилась как в Европе, так и на Руси. А турки после завоевания Константинополя приспособили под мечеть гордость православного мира — Софийский собор, причем эта давняя история вдруг вновь приобрела актуальность.
В целом политическая история человечества полна символических жестов, возвеличивающих одну сторону и уничижающих другую: от наивных изображений египетских фараонов, выделяющихся на фоне врагов, как Гулливер среди лилипутов, и демонстраций превосходства наподобие страшной казни Емельяна Пугачева во времена "просвещенного абсолютизма" Екатерины II до более изящных издевательств победителя над своим противником. К примеру, император Священной Римской империи Генрих IV вынужден был босым идти в резиденцию папы римского, три дня ждать перед закрытыми воротами, а потом на коленях молить о прощении.
Но в те "старые добрые" времена подобные символические жесты были прерогативой людей образованных — монархов, сановников и их приближенных, способных наперед продумать и оценить символизм и драматургию этих во многом театрализованных действий. Простой народ слабо разбирался в смыслах, заложенных в действия и изображения. Поднять обидчика на вилы, подпустить красного петуха в барскую усадьбу — это было близко и понятно народному сознанию. Заниматься символической легитимизацией/делигитимизацией властных структур — развлечение для интеллектуалов. И если сейчас мысленно мы вернемся в 1917 г., то сделаем неожиданное открытие: многие наши предки не могли бы понять, какой памятник стоит сносить, поскольку из-за неграмотности просто не прочли бы подписи на постаментах. Вот почему, не дождавшись проявлений сознательности со стороны трудящихся, Совнарком был вынужден организовывать деятельность по замене памятников.
Однако семена всеобщего образования и неуклонного повышения политической сознательности граждан проросли и дали свои плоды в 1991 г. у нас, и в 2020 г. на Западе. В современном мире любой человек способен сформировать свое личное отношение к тем или иным событиям и персонам и выразить его, для начала хотя бы в интернете. Более того, поставить памятник сегодня — задача технически несложная, доступная чуть ли не каждому. Например, в июне в г. Бор Нижегородской области на частном участке появился памятник Сталину.
Война с памятниками перерастает в войну памятников, и в этом можно видеть завоевание современной демократии: освоение низами способа идеологической борьбы, некогда доступного лишь верхушке общества.
Осознание этого факта требует переосмысления существующей практики возведения и демонтажа памятников, мало изменившейся со времен феодализма. Чтобы памятники консолидировали общество, а не раскалывали его, решения должны выносить не элиты, не узкие социальные прослойки или отдельные люди, а общество в целом. Только широкая общественная дискуссия и последующее голосование жителей того населенного пункта, в котором предлагается открыть или снести памятник, способны обеспечить легитимность этого символического жеста в глазах граждан. Выработать механизм и закрепить его законодательно — задача для современного общества как западного, так и российского. В противном случае инциденты, подобные сочинскому, будут грозить не только местечковыми, но и острыми межнациональными или межрелигиозными конфликтами.
