В начале августа 1929 года покончил с собой профессор Иван Михайловский. В первую очередь он был известен по своим опытам с переливанием крови, которые, как он верил, помогут одержать окончательную победу жизни над смертью. Профессор намеревался воскресить своего собственного сына, но в итоге после его гибели история приняла такой оборот, что дала бы фору любому художественному произведению. Достаточно сказать, что ее непосредственными участниками стали священник, который будет причислен к лику святых и журналист, который напишет слова государственного гимна СССР. Евгений Антонюк вспоминает позабытую историю советского "доктора Франкенштейна".
Личная драма профессора
Иван Михайловский до революции жил в Харькове. Участвовал в русско-японской войне в качестве военного врача, затем был приват-доцентом кафедры физиологии Харьковского университета. После начала гражданской войны Михайловский, спасаясь от войны, политической нестабильности и разрухи, вместе с семьей перебрался в относительно спокойный Ташкент. Его тоже не миновали революционные события, но там революционная свистопляска не достигла того уровня и накала.
В Ташкенте он легко нашел неплохую работу, устроившись преподавателем физиологии на медицинский факультет Ташкентского (Среднеазиатского) университета, созданного после революции. Светилом науки мирового масштаба Михайловский не был, но в Ташкенте и окрестностях добился локальной известности. В 20-е годы были очень популярны публичные научные опыты, в которых Михайловский охотно участвовал. Основным предметом его интереса было переливание крови.
Профессор полагал, что особым образом "промытая" кровь, взятая у человека и перелитая ему же, благотворно подействует на состояние организма и в перспективе при помощи этого метода можно будет исцелять тяжелейшие заболевания, перед которыми пока бессильна медицина.
Суть публичных опытов, на которые приглашались представители местных СМИ, заключалась в следующем. Он выкачивал у подопытных животных кровь, пока они не впадали в состояние клинической смерти. После этого "промытую" раствором Рингера-Локка (смесь хлорида натрия, калия и кальция, глюкозы и гидрокарбоната натрия) кровь он переливал обратно, после чего животное возвращалось к жизни.
Раствор Рингера-Локка применяется в ветеринарии и сейчас, для лечения обезвоживания и интоксикаций, но Михайловский верил в его чудодейственные свойства. К экспериментам на людях он не решался приступить, пока в его семье не случилась трагедия.
В 1924 году заболел скарлатиной его сын Игорь. В то время это была грозная болезнь, спасти ребенка не удалось. Михайловский не смог перенести этого удара. Прежде он был верующим и даже набожным человеком. Но после этой трагедии он заявил убитой горем супруге, что теперь он верит только в науку и при ее помощи вернет к жизни сына.
Супруга профессора, тоже набожная женщина, тщетно пыталась уговорить его оставить кощунственные попытки и похоронить сына "по-человечески". Михайловский наотрез отказался предавать его земле. Вместо этого он забальзамировал (бальзамирование было второй областью его интересов) тело и спрятал его на кафедре до тех времен, пока ему не удастся найти средство, которое вернет его телу жизнь.
Отношения между супругами стали стремительно ухудшаться. Жена, отчаявшись переубедить мужа, в конце концов ушла от него, забрав двоих детей. Михайловский не обратил на это внимания, в то время он стал настолько одержим идеей воскрешения сына, что стал демонстрировать явные признаки помешательства - периодически он забирал тело сына домой, разговаривал с ним как с живым, покупал ему одежду и конфеты.
Профессор был настолько убежден, что ему удастся обмануть смерть, что сумел убедить самое высокое начальство в том, что его исследования представляют огромный интерес для науки. Он даже смог выбить покупку весьма дорогой иностранной техники для своих опытов.
В начале лета 1929 года Михайловский вторично женился. Его избранницей стала его молодая студентка Екатерина Гайдебурова. Однако семейного счастья не получилось, супруги постоянно конфликтовали, молодая жена часто проводила время вне дома. Ей не нравились идеи Михайловского о воскрешении усопших.
Подозрения следователя
В начале августа 1929 года тело Михайловского было найдено в его кровати. Местные газеты сообщили о самоубийстве профессора. Явных недоброжелателей у него не было, все указывало, что гибель физиолога была делом его собственных рук. Самоубийц не отпевают в церкви, а его новая супруга была верующим человеком. Она обратилась к знакомому священнику – епископу Луке (Валентин Войно-Ясенецкий).
До революции подобный запрет обходили справкой от врача. Если самоубийцу признавали душевно больным, церковные ограничения снимались. Лука помимо прочего был еще и достаточно крупным хирургом, поэтому как врач мог дать авторитетное заключение для церкви. Наслышанный о чудачествах Михайловского епископ выдал справку о том, что профессор покончил с собой в состоянии несомненной душевной болезни.
Однако через несколько дней следователь арестовал супругу покойного. Свидетели, знавшие семью, сообщили ему, что между супругами были постоянные конфликты и зачастую они даже не ночевали в одном доме. Наконец, Михайловский не оставил предсмертной записки, что тоже было не в пользу жены.
Гайдебурова вину категорически отрицала. Сам следователь считал, что профессора застрелила его жена на почве личного бытового конфликта. Однако вскоре история приняла совсем уж неожиданный оборот и вышла на союзный уровень.
Дебют гимнописца
В 1929 году в СССР началась так называемая "безбожная пятилетка", ознаменовавшаяся тотальным наступлением на религию. Все религиозные праздники были отменены, повсеместно началось закрытие церквей, даже колокольный звон оказался под запретом. Молодой журналист Габриэль Уреклян, писавший под псевдонимом Эль-Регистан, чутко уловил тенденции и сумел обратить на себя внимание.
В узбекских газетах, с которыми сотрудничал этот тогда еще малоизвестный автор, была опубликована серия статей, посвященных делу Михайловского. Причем Эль-Регистан дополнил историю вымышленными подробностями, которые просто идеально вписывались в новую идеологию.
По версии журналиста, ни о каком бытовом конфликте и уж тем более самоубийстве не могло быть и речи. Здесь было столкновение будущего и прошлого, науки и религии. Михайловский был показан в работах Эль-Регистана гениальным революционным ученым, который вплотную приблизился разгадке тайны смерти, но жизнь его была прервана заговором "церковников", среди которых была и его жена.
Статьи Эль-Регистана попали точно в яблочко. Ташкентскую драму заметили даже в столице СССР. Москва немедленно затребовала все материалы по делу, а в Ташкент для углубленного расследования был выслан специальный уполномоченный.
Дело темное
После его прибытия уголовное дело было почти полностью переписано. В новой трактовке эта драматичная история выглядела следующим образом: Гайдебурова застрелила мужа по причине своего религиозного мракобесия, поскольку боялась, что его гениальное открытие подорвет основы религии. На выручку ей пришел епископ Лука, который якобы сфальсифицировал справку о сумасшествии Михайловского, дабы скрыть следы преступления.
К началу 1930 года история вышла на союзный уровень. О ней писали в СМИ, ее приводили в пример на партийных и комсомольских собраниях. Михаил Борисоглебский написал по мотивам уголовного дела роман "Грань", дополненный художественными деталями, в провинциальных театрах шли спектакли, созданные на основе этой истории.
Но дело, поначалу казавшееся ясным, уже не выглядело таким очевидным. Убедительных аргументов против обвиняемых не нашлось. Мало того, что Гайдебурова отрицала вину в убийстве, а епископ Лука – в укрывательстве. Еще и все свидетельские показания были в их пользу. Все опрошенные преподаватели университета в один голос подтверждали, что Михайловский в последние годы действительно вел себя, мягко говоря, очень странно и эксцентрично. Про Луку они и вовсе говорили, что он убежденный сторонник науки, а также весьма уважаемый хирург. Не тянула на религиозную фанатичку и Гайдебурова. Вдобавок со слов свидетелей стало известно, что в последние годы Михайловский страдал приступами гнева, во время которых не раз грозился покончить с собой.
"Трибунала над мракобесием" не получилось, но государственная машина в те годы не давала обратный ход. В суд дело передавать не стали, переслав его на рассмотрение Особого совещания при ОГПУ – внесудебного органа, который мог приговаривать к ссылке. Гайдебурова на три года была выслана в Сибирь, Войно-Ясенецкий на тот же срок в Северный край (территория нынешних Архангельской и Вологодской областей).
Дальнейшая судьба
Через несколько лет дело Михайловского было пересмотрено и признано самоубийством. К этому времени высланные на север уже отбыли свою ссылку почти полностью.
Следы Екатерины Гайдебуровой затерялись в Сибири, дальнейшая судьба ее неизвестна. Епископ Лука (позднее ставший архиепископом) в годы репрессий вновь был приговорен к 5-летней ссылке "за участие в контрреволюционной деятельности". Во время войны работал хирургом, опубликовал несколько книг и монографий по хирургии, за одну из которых в 1946 году был награжден Сталинской премией. В 2000 году был причислен к лику святых (исповедников).
Для Эль-Регистана статьи о деле Михайловского стали трамплином для дальнейшей карьеры. Никому не известный журналист после этого переехал в Москву и начал сотрудничать с крупнейшими советскими СМИ. В 1943 году вместе с Сергеем Михалковым он стал соавтором слов к государственному гимну СССР.
Что касается профессора Михайловского, то драматичная история советского "доктора Франкенштейна" быстро позабылась во всем СССР, за исключением Ташкента. Сейчас о нем напоминает лишь надгробие "основоположнику учения об оживлении организма", сохранившееся на одном из городских кладбищ.
