На 87 году жизни скончался экс-президент Франции Жак Ширак. Он возглавлял страну 12 лет — с 1995 до 2007 года, став вторым после Миттерана по продолжительности правления. Французский журналист Елена Кондратьева-Сальгеро вспоминает бывшего президента и его "роль в истории".
Всем желающим получить стандартную информацию о деяниях и кончине бывшего президента Франции Жака Ширака следует не задерживаться на этом тексте, a просмотреть обильно публикуемые со вчерашнего дня некрологи.
Все самое важное и самое хорошее об этом человеке там уже рассказали ("последний голлист","большой друг России", "осмелившийся не послушать НАТО" и т.д.). Все плохое еще расскажут, когда пройдет время траура и начнется праздник сенсационных воспоминаний.
Здесь и сейчас будет некролог вне традиционных трафаретов — только мало известное и потому интересное.
Все политическое наследие Жака Ширака особенно хорошо укладывается в формулировку одного его знаменитого соотечественника. Когда молодой и неизвестный автор принес на суд Вольтера свою первую не очень удачную рукопись, мэтр выдал справедливый вердикт:
Такого рода вещи вы сможете писать, когда станете старым и знаменитым. До этого вам придется писать значительно лучше.
Жак Ширак получил блестящее образование и столь же блестяще начал свою политическую карьеру, играя завидные роли в министерствах крупнейших политических лидеров Франции — от Де Голля до Жискара.
Несомненно обладал достаточной дозой смелости, хорошим вкусом, признанной харизмой и всеми простыми человеческими слабостями, бесспорно привлекательными в скромной дозировке, но в любой чрезмерности становящимися обузой.
Свои первые "политические ходы и произведения", согласно вольтерoвой фoрмулировке, он сотворил с блеском и виртуозностью многообещающего таланта. А уже повзрослев, заматерев и доигравшись до президeнства, осуществил и вторую часть формулировки: старым и знаменитым вовсе не утруждал себя стремлением к шедевральности.
Годы его правления, с достаточными на то основаниями, в свое время охарактеризовал его преемник Николя Саркози, сравнив царствование Ширака с "ленивыми королями" (так называли последних королей из династии Меровингов, пользовавшихся лишь номинальной властью и никоим образом не влиявших на ход событий). С той только разницей, что "ленивые короли" не имели реальной возможности что-либо изменить, тогда как блестящего и харизматичного Ширака-президента сгубило исключительно его собственное эпикурейство. В буквальном смысле: это был его личный и вполне сознательных выбор — жить для себя, ничем по-настоящему не отягощаясь.
Президент Ширак, еще не старый, но знаменитый, предпочел спокойно вкушать существование в собственное удовольствие, не ввязываясь в ненужные конфликты и всячески избегая слишком категоричных, а потому беспокойных и трудоемких решений.
По собственному признанию, ему особенно нравился девиз его земляка, политического деятеля партии радикальных социалистов, несколько раз побывавшего министром при Третьей Республике, Анри Кёя (Henri Queuille):
Нет такой проблемы, котoрая не решилась бы сама собой.
Все необходимые решения и вытекающие оттуда проблемы президент Ширак предпочитал оставлять идущим вслед за ним.
В 1976 г. он заявляет в беседе с соратниками (на конгрессе в Эглетоне, 3 октября) :
Эта Европа меня раздражает! Я не проевропеец. И не антиевропеец. Я а-европеец! (по аналогии с термином "аполитичный").
Как утверждают свидетельства некоторых соратников, в тот момент он был уверен, что для достижения президентства Республики необходимо быть против единой Европы (читай Евросоюза). Всего несколько лет спустя, когда Маастрихт начали раскручивать на полную катушку, он скажет ровно противоположное все тем же соратникам:
Невозможно стать президентом, не будучи про-евросоюзником.
И этим уравняет "значимость" собственного мнения со своим основным политическим и идеологическим оппонентом Франсуа Миттераном, который точно так же в свое время понял, что в определенный для него момент заполучить президентство во Франции можно было исключительно будучи представителем "левой" социалистической партии, и потому в рекордные сроки стал "левым", как Ширак стал "про-европейцем".
Иными словами, главной и откровенной заботой того и другого являлось не благополучие родной страны, но исключительно необходимость собственного продвижения к президeнтству.
Самого президента Ширака, после серьезного с ним общения, точнее прочих определил когда-то журналист Карл Зеро:
Этот человек не верит ни во что.
Еще точнее описал Ширака другой политик его же лагеря Филипп де Виллье, когда-то стажировавшийся в шираковском окружении (1976):
Поскольку он никогда не верил в идеи, у него никогда не было определенности. Ему необходим кто-то, на кого опереться. Он как скаковая лошадь — ему нужен жокей.
Приезжая на конгрессы во французскую провинцию, Жак Ширак сердобольно обходил "старейшин", пожимая руки и огорчительно выцокивая языком ожидаемые клише: "Как жаль, что молодежь недостаточно к вам прислушивается, а ведь именно вы — источники мудрости!". Час спустя, почитая своим присутствием молодежное собрание в соседнем городке: "Как жаль, что старики не прислушиваются к вам чаще! Ведь именно вы - наше будущее!"
Свое президентство еще не очень старый, но достаточно заматерелый в известности мэтр проведет точно таким же немудреным и непыльным приемом традиционной политической демагогии. Сам он будет сладко есть, пить и спать (во всех смыслах всех перечисленных терминов), лавируя в формулировках и удерживая на плаву все текущие катастрофы — для идущих следом.
Пожалуй, наиболее характерный эпизод, полностью олицетворяющий смысл шираковского президенства, да и всей его политической карьеры, — его знаменитое "юморное" признание во время званого обеда в Елисейском дворце. Всем присутствовавшим европейским правителям был задан один и тот же вопрос с претензией и ожиданием "исторического ответа": назовите вашу любимую дату в истории Европы.
Маргарет Тэтчер отрапортовала — 1215, Великая хартия вольностей. Гельмут Коль — 1648, Вестфальский мир. Миттеран — 496, крещение короля Кловиса. Все это время Жак Ширак потягивал свое любомое пиво и не торопился высказаться. К нему повернулся Миттеран: "Ну, а вы, господин Ширак, какая у вас любимая дата в истории Европы? — Я предпочитаю 1664, Кроненбург (марка пива)", — и поднял стакан в круговом жесте "за ваше здоровье".
И знаете, в этом он был не только великолепен и неподражаем, но и абсолютно искренен, что снимает с него многое, даже если и удручает очевидностью прямого признания: "Мне откровенно и очень душевно наплевать на историю Европы и на все то, что вы здесь сейчас затеваете".
Многие из соратников не прощали ему именно этого откровенного гедонизмa и безразличия, сравнимого со знаменитым помпадурским "после нас хоть потоп", непозволительного на подобных государственных постах.
Когда он был в Алжире, — напишет де Виллье в 2015 в своих воспоминаниях (имея в виду алжирские события) — он весь горел вдохновением и желанием изменить мир. Национальная школа администрации (французское элитарное государственное учреждение, готовящее к высшим должностям госаппарата) стала для него роковой. Он превратился в обязательного "гражданинa мира". Научился делать карьеру. Стал карикатурной моделью такого типа элитариев.
Что бы ни зафиксировали о нем энциклопедии, у каждого все равно останется свой шираковский "аккаунт", с активом и пассивом в соответствии с личными приоритетами.
В моем "пассиве" — картинка его неожиданного президенства в ситуации "Ширак против Ле Пен" (2002), где он выиграл у тогдашнего лидера Hационального Фронта исключительно благодаря политкорректейшей кампании и голосованию не "за" , но "против" последнего; его торжественные обещания перед лицом растущих и вопиющих проблем миграции и еще не признаваемой на официальном уровне исламизации страны.
"Я понял послание французов, — сказал Жак Ширак, и все прочли: я знаю, что был избран только для того, чтоб не избрали Ле Пена. — Я сделаю все для меня возможное, чтобы ..." — оправдать, изменить и нужное подчеркнуть.
A далее — бездействие, эпикурейство, прокрастинация и пустота. Пиво-раки, девушки-досуг. К окончанию срока от когда-то блиставшего и горевшего, великолепного и харизматичного не осталось и следа. Да он, собственно, и не заморачивался.
В моем "активе" — его неожиданный отказ посылать войска в Ирак (каковы бы ни были на то реальные причины). И конечно его искренняя, хоть и не всем ощутимая и вовсе не деятельная (как и все остальное) любовь к России. Он когда-то изучал и серьезно обожал и язык, и культуру, любил поговорить по-русски, даже когда уже забылось все.
Он разочаровывал многих, но еще больших злил и возмущал. И вот в этом аспекте совсем не известно, что лучше...
Он умер вчера. И все они уже высказались. Как подобает каждому согласно чину, убеждениям и общему протоколу. Его главный противник и нещадный обличитель Жан-Мари Ле Пен, когда-то прозвавший его "человек Маастрихта":
Мертвый враг имеет право на уважение.
Все остальные — в том же духе и в откровенном трафарете:
Ушла часть моей жизни, — Николя Саркози.
Для нас, немцев, ушел замечательный партнер и друг, — Ангела Меркель.
Зaмечательный политик, повлиявший на судьбу своей нации, — Борис Джонсон.
Мудрый провидец, — Владимир Путин.
На его прочих характеристиках, равно как и на его роли в истории, еще пообломает перья не одно поколение аналитиков. А мне напоследок хотелось бы отметить "его прощальный поклон" совсем не в трагической, а очень даже в юмористической тональности.
Мне кажется, будучи человеком острого ума и не менее отточенного юмора, он решил своим внезапным уходом приостановить и смыть (хоть на недельку, до второго...) информационный поток, несущий на гребне шведскую девочку Грету как новое цунами европейской политкорректности. Политкорректность он явно не любил, хоть и по должности не слишком перечил и даже для виду соглашался.
Давайте же ценить этот краткий миг, пока Грета не вернулась в колею, и, кроме всего прочего, прочувствуем благодарность ушедшему еще и за то, что он хоть на время "обезгретил" своим уходом все информбюро, заставив вспомнить те недавние, но почти забытые времена, когда еще были возможны мечты по поводу рождавшегося Евросоюза и никому в голову не могло прийти, каким тотальным, жалким и бесповоротным абсурдом все это закончится. Покойся с миром, Jacques Chirac. R.I.P.
