Статьи

Как "слезть с иглы": сможет ли Россия прожить без нефти и газа

Как "слезть с иглы": сможет ли Россия прожить без нефти и газа

Минфин установит рекорд: в феврале ведомство потратит около 300 миллиардов рублей нефтегазовых доходов на покупку иностранной валюты. Это та сумма, которую государство получит сверх плана (из-за более высокой цены нефти, чем заложена в бюджет). Прибыль от продажи черного золота и газа по-прежнему составляет приличную долю в нашем бюджете. Михаил Мельников попытался представить, что произойдет в России, если вдруг запасы кончатся и никаких доходов "от природных богатств" страна не получит.  

Спрыгнуть с иглы

Разговоры о необходимости "слезть с нефтяной иглы" начались еще в 1990-х, при стоимости нефти 9–13 долларов за баррель. Россия выживала тогда как могла, проходила через программы типа "нефть в обмен на продовольствие", зарплата в 100 долларов в месяц считалась вполне приличной, а в 200 – завидной.

Иной смысл понятие "иглы" приобрело примерно с 2003 года, когда на фоне общего мирового экономического роста резко вырос спрос на энергоносители. Нефтяные деньги потекли в страну уже не тонким ручейком, а полноводной струей. 

Двукратное падение цен на нефть в 2008–2009 гг. стало крайне болезненным для российской экономики. Сокращения персонала, закрытие предприятий стали новой нормой жизни. И даже высокие цены 2011–14 годов не смогли вернуть в общество уверенность и безмятежность.

Но если мы не можем "слезть с иглы" сами, может быть, нам помог бы какой-то природный катаклизм, способный в одночасье лишить нас "наркотика"? В конце концов, просели же цены на нефть в три раза совсем недавно – и мы выжили как-то.

Выжили. Но не в последнюю очередь за счет средств Резервного фонда, созданного в благополучные времена как раз на такой случай. Скажем, в 2015 году из-за снижения цен на энергоносители нефтегазовые доходы бюджета сократились с 5,863 трлн до 4,830 трлн руб. (а если считать в долларах, то в два раза). При этом сам бюджет сократился лишь на 200 млрд руб., то есть правительству удалось почти полностью компенсировать столь серьезную потерю – "в частности, за счет роста поступления доходов от использования государственного имущества", то есть приватизации. Таким образом, при выпадении нефтегазовых доходов мы начинаем распродажу имущества – как семьи аристократов после Революции обменивали на воблу фамильное серебро. А если бы нефти не стало вообще?

Нефть в бюджете и ВВП

Если нефтегазовые доходы прямо или косвенно составляют почти половину доходной части федерального бюджета, то в общей структуре ВВП картина совершенно другая. Росстат сообщает, что на самом деле больше всего средств зарабатывается по статье "Операции с недвижимостью и др. услуги" – 17,3% от ВВП. 15,8% дает торговля. 13,7% – обрабатывающие производства. И только на четвертом месте идет добыча полезных ископаемых – 9,6%. Далее следуют госуправление – 8,2%, транспорт и связь – 7,6%, строительство – 5,2%.

Все дело в структуре налогов. У нас достаточно скромные налоги на доходы физических лиц, запутанная система налогов на бизнес, но в целом это терпимый уровень, можно заплатить налоги и оставить что-то себе. А вот суровый налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ) подразумевает, что практически вся прибыль изымается государством, которое к тому же является крупнейшим акционером сырьевых монополий и на этом основании может рассчитывать еще и на дивиденды от оставшейся прибыли. То есть реальная чистая прибыль после выплаты всех налогов у предприятий не настолько велика, как принято считать.

Итак, 9,6% ВВП, причем не все это нефть и газ, а мы договорились избавляться только от них (остаются драгоценные камни и металлические руды). Значит ли это, что мы можем относительно безболезненно пережить потерю этого дохода, компенсировав его для бюджета некоторым повышением налоговой нагрузки на другие отрасли?

К сожалению, нет.

Если еще раз присмотреться к структуре нашего ВВП, то видно, что на первых местах идут те сферы экономики, которые специализируются на создании добавленной стоимости. Как пример: 15,8% идет от оптовой и розничной торговли, которые в принципе ничего не производят, а лишь доставляют товар от производителя к покупателю. Это обычная история, в "цивилизованном" мире доля услуг в ВВП еще больше. Проблема в том, что добавленная стоимость может возникнуть только тогда, когда есть к чему добавлять.

Изначальную стоимость создают, во-первых, реальное производство, а во-вторых, услуги, которые можно продать за рубеж. Ибо внутри страны деньги за услуги фактически ходят по кругу, много раз засчитываясь в счет ВВП: продавец из булочной сходил в парикмахерскую, парикмахер отнесла телефон в ремонт мастеру, мастер вызвал сантехника, сантехник купил хлеб… А вот с экспортными отраслями есть некоторые проблемы. Есть обрабатывающее производство (13,7% ВВП), в первую очередь машиностроение (особенно "оборонка") и химия. Есть сельское хозяйство и рыболовство, но это всего 4,7% ВВП. Чуть больше – 5,2% – дает строительство, это тоже реальный сектор, но в наших условиях он целиком и полностью зависит как раз от нефтегазовых доходов, благодаря которым у населения появляются хоть какие-то свободные деньги.

Несмотря на относительно скромную долю нефтегазовых доходов, именно они дают наиболее масштабный мультипликативный эффект, именно эти деньги потом распределяются по разным сферам экономики и заставляют крутиться ее шестеренки.

Показательно, что в структуре российского экспорта горюче-смазочные материалы составляют 62%, при этом на втором месте идет тоже сырье – металлы и продукты их переработки. Оставшись без нефтегаза, мы потеряем в первую очередь валютные доходы, структура российской внешней торговли резко изменится, сальдо торгового баланса станет отрицательным, мы не сможем закупать импортные товары и будем вынуждены полагаться на собственные силы.

Анатомия антиутопии

А сил этих на данный момент мало. Мы до сих пор чаще перепродаем друг другу китайские товары за нефтяные деньги, чем производим что-то сами. Конечно, знать бы заранее о конце нефти (а она все равно кончится), можно было бы поработать в этом направлении, но мы говорим о некоем фантастическом сценарии, при котором нефтегаз исчезает единомоментно, никого о своих планах не предупредив.

Что ж, продолжим этот сценарий, применив к нему логику экономических событий.

На первом этапе мы получаем рост безработицы в добывающей сфере. Там работает не так много людей (2,2% от трудоустроенных в России), но они привыкли получать очень большие зарплаты, и их налоги сильно поддерживали местные бюджеты.

Выпадение нефтегазовых доходов "уполовинивает" федеральный бюджет. Строже становится налоговое администрирование, растет число уголовных дел по экономическим статьям. Одновременно государственное имущество пытаются приватизировать – в масштабах, превышающих 1990-е.

По всей стране – перебои с электричеством, их удается устранить лишь после экстренной закупки энергоносителей за рубежом, но все равно вводятся жесткие ограничения по расходованию энергии. Майнинг криптовалют объявлен уголовным преступлением.

Из-за выпадения крупного игрока цены на мировом рынке энергоносителей растут рекордными темпами.

Фонд национального благосостояния тратится очень быстрыми темпами.

Россия заключает контракты о поставке углеводородов со странами Персидского залива. Одновременно начинается закладка 15 новых атомных электростанций.

Идет массовое сокращение госслужащих – эффективность управления не возрастает.

Россия фактически прекращает импорт продовольствия (мясо, напитки, цитрусовые, кофе) и товаров широкого потребления (в первую очередь одежды).

Власти открывают "зеленый свет" предпринимательству, сокращают число контролирующих органов, снижают налоги для новых компаний и ИП, особенно в агропромышленном комплексе и на реальном производстве.

Резко меняется структура потребления россиян, на подорожавшее питание уходит не менее 70% доходов. Основным продуктом питания становятся крупы.

Денег на армию все меньше, Россия отказывается от поддержки ряда дружественных государств. 

И мы фактически возвращаемся в 1990 год – но без спасительных программ типа "Нефть в обмен на продовольствие". 

* * *

Мы не готовы жить без нефти. Для нас не так принципиально падение стоимости барреля со 100 до 20 долларов, как сам факт наличия почти неограниченных собственных энергоносителей – на них завязана вся страна. Резкое снижение нефтяных доходов – да хоть до доллара за бочку – способно через кризис оздоровить экономику, но полный отказ от нефти погубил бы страну в два года.

России необходимо вслед за Западом развивать альтернативную энергетику, вкладываться в разработку дешевых ветряков и солнечных панелей, не бояться собственных атомных программ. Иначе наших детей ждут тяжелые времена.