Режиссеру и актеру Клинту Иствуду исполнилось 90 лет. Четырехкратный обладатель Оскара прошел долгий путь, и слава пришла к нему не сразу. Признания как актер он добился после 30 лет, а снимать фильмы начал после 40. Но с годами его картины становились только лучше. Последний фильм Иствуда — "Дело Ричарда Джуэлла" — вышел в 2019-м. Кинокритик, художественный руководитель Российских программ в ММКФ Ирина Павлова вспоминает разговоры о режиссере и с режиссером и делится впечатлениями о том, какой на самом деле Клинт Иствуд.
Этот парень не так чтобы сильно подходил мне, и не его, разумеется, я видел в главной роли своего фильма. Но у него было два неоспоримых преимущества перед Генри Фондой или Чарльзом Бронсоном: он согласился сниматься за сущие гроши у режиссера, которого никто не считал режиссером.
Так ответил мне в 1988 году Серджо Леоне на мои восторженные стоны про то, что ему удалось открыть для кино великого актера. Он приехал в Ленинград на выбор натуры фильма "900 дней", хотел разговаривать только об этом, и разговоры про Клинта Иствуда его мало вдохновляли. К тому моменту пути их уже разошлись, а к режиссуре Иствуда он относился с нескрываемой иронией, а, возможно, и с ревностью. Впрочем, и Иствуд на тот момент как режиссер не блистал: единственной значимой его режиссерской работой была "Птица" — с треском провалившийся в прокате байопик про Джона Паркера, хотя 14 вестернов и боевиков, снятых Иствудом как режиссером, устойчиво приносили прибыть в прокате. Но со своим учителем он в ту пору и в самом деле тягаться не мог. Словом, разговора об Иствуде у меня с Леоне тогда не получилось, а через год он умер.
Но говорить о себе Иствуд заставляет все равно — всех, с кем так или иначе соприкасается. Актеров — потому что сам актер, суровый и требовательный партнер и столь же суровый и требовательный режиссер. Зрителей — потому что за этими молчаливыми, постепенно стареющими лицами его героев все четче и спокойнее вырисовывается внутренний поиск истины и внутренняя приверженность справедливости.
Он пришел в кинематограф совершенно некстати. Тогда, когда там еще царили великие актеры предыдущей эпохи и уже успели воцариться его сверстники — ясноглазые, с лучезарными улыбками, или мрачные, с насупленным взором. Для этого высоченного парня места в Большом Голливуде не было. Пробиваться пришлось через грошовые сериалы, шестым ковбоем слева.
Но он был не тем парнем, которого можно держать в тени, и когда стало очевидно, что зритель его — вот именно его, этого высоченного, с копной непокорных рыжеватых волос и кривоватой ухмылкой — хочет видеть на экране, он стал получать главные роли. И сделался уже даже известным — в узких кругах.
Сериал "Сыромятная плеть" стал дня него счастливым. Его там как раз и увидел Серджо Леоне, которому не по карману были Фонда или Бронсон. Так ведь и Леоне был в ту пору "никто и звать никак".
Что значили тогда для Иствуда съемки в спагетти-вестернах? Что это будет кино. Которое покажут не по телевизору, а на большом экране. Что ему не будут кричать из-за кадра "Так, шаг вперед. Теперь назад. Сел. Встал. Сплюнул. Снято". Это давало возможность играть. Как уже играли в ту пору Марлон Брандо, или Пол Ньюмен, или Ричард Бертон, или Роберт Редфорд. Только по-своему.
Его Человек без имени (или Блондинчик) был человеком действия. Он ворвался на экраны в долларовой трилогии с тем самым привычным для Иствуда экранным немногословием, которого так не хватало в актерской палитре эпохи. Болтать — это было не для него. Сдаваться — было не для него. Покоряться судьбе — было не для него.
Мир, который упивался "бунтарями без причины", обнаружил, что давно уже всеми осмеянный американский вестерн обрел новое дыхание, когда главный герой перестал спасать мир, а стал просто сопротивляться насилию миропорядка над собой. В одиночку.
Другим его столь же "былинным" героем стал коп Грязный Гарри, для которого правила, удобные миру, тоже были не писаны. Он делал свою работу как умел — то есть хорошо, а делать ее по правилам означало делать плохо. И этому персонажу тоже пришлось как нельзя более кстати и малоподвижное лицо, и пронзительный взгляд…
Иствуд всегда обладал — это сегодня совершенно очевидно — сверхчутьем на "свое" и "не свое". В его актерской биографии нет ни одного прокола, когда бы можно было вздохнуть и сказать: зря он взялся это играть!
А следом Иствуд, который уже и как режиссер снял достаточно полицейских боевиков и вестернов, делает фильм "Непрощенный", заставив замереть от изумления даже тех, кто был вполне лоялен к нему как к режиссеру.
62-летний режиссер и исполнитель центральной роли потряс всех именно уровнем режиссуры. Уровнем, который в ту пору, в общем-то, уже начал становиться редкостью. Качеством работы с актерам и вниманием к деталям, образом мира и историческими фактурами, чувством стиля и ритма. И это все – на материале вестерна. В точности так же, как когда-то Серджо Леоне создал нетленный шедевр мирового кинематографа "Однажды на Диком Западе".
В 1994 оду он был председателем жюри Каннского фестиваля. Мне тогда удалось взять у него интервью — с железным условием: никаких вопросов о конкурсе, никаких вопросов про фестиваль. О, мне было тогда о чем его спросить, но я совершенно не рассчитывала на развернутые ответы (хотя знала, что, в отличие от большинства коллег, Иствуд имеет за плечами университетское образование).
Он тогда поразил меня не просто острым, живым умом, но и яркой эмоциональностью, искренностью. Я ждала закрытого такого дядьку из вестернов и полицейских боевиков, который на все вопросы будет отвечать "да" и "нет", а увидела ироничного, остроумного интеллектуала, который, при всем при том, не стеснялся быть сентиментальным, если речь шла о вещах, которые его волнуют. Живой Иствуд для меня стал огромным открытием, потому что представить себе умного и тонкого интеллигента в нем было просто невозможно, а "Мосты округа Мэдисон" тогда еще не были сняты.
Но когда этот нежнейший и прелестнейший фильм появился на экране, он меня уже не удивил. Восхитил, но не удивил. Я уже к тому времени кое-что поняла про этого человека и художника. Но я именно тогда почувствовала в нем нечто такое, что потом увидела (и узнала!) в том прелестном фильме про великую любовь…
И всякий раз, когда он снимает фильм про власть как абсолютное зло, или про девчонку-боксера, или про дружбу старика и вьетнамского мальчишки, или про борьбу простого работяги с системой, уже удивляешься только одному: не мастерству и не таланту, этому всему уже было время и удивляться и привыкнуть, — удивляешься только тому, что он словно молодеет с годами. Словно и время над ним не властно. Словно и тут он сумел одержать победу. Хотя только что ему исполнилось 90.
