В ноябре 1920 года остатки Русской армии генерала Врангеля покидали Крым, спасаясь от наступающих частей Красной армии. К берегам Турции на 126 судах отправились более 145 тысяч человек, среди которых было 50 тысяч военнослужащих, а также около 30 тысяч женщин и детей. Историк Владимир Тихомиров рассказывает в подробностях об одной из трагических страниц истории России - Крымском исходе.
Осенью 1920 года началась эвакуация 150 тысяч русских из Крыма – последняя операция разбитой Белой армии.
Если бы Крымская операция была десантной, то главнокомандующий Вооружёнными силами Юга России барон Пётр Николаевич Врангель покрыл бы себя неувядающей славой флотоводца. Ведь это была самая масштабная боевая операция в истории русского флота, в которой участвовало 126 кораблей, включая линкоры "Генерал Алексеев" и "Георгий Победоносец", крейсеры "Генерал Корнилов", "Алмаз", миноносцы и подлодки.
Число эвакуированных из России достигло 150 тысяч человек, причём более половины были гражданскими лицами. Но, увы, это была эвакуация разбитой Добровольческой армии и последнего островка старой дореволюционной России – бегство, по сути, в никуда. Тем не менее эвакуация прошла с образцовым порядком, в чём есть главная заслуга барона Петра Николаевича Врангеля, распорядившегося заранее готовиться к бегству из Крыма.
Как сдали Крым
Провал Белого дела для барона Врангеля стал очевиден ещё в конце 1919 года, после неудачного похода Добровольческой армии на Москву под командованием генерала Антона Деникина. Собственно, тогда же мог пасть и Крым. Но полуостров удалость отстоять благодаря таланту генерала Якова Слащёва, удержавшего оборону на Перекопе.
Но генерал Слащёв быстро оказался на ножах со сменившим Деникина Петром Врангелем. Слащёв полагал, что барон витает в облаках и строит нереальные планы, барона же "генерал Яша" раздражал крикливой саморекламой. Впрочем, разногласия между ними носили межличностный характер, ведь и сам барон Врангель понимал, что сил для разгрома большевиков у него недостаточно.
Генерал Врангель начал обустройство полуострова. Налицо была социально-экономическая проблема: население Крыма стало непомерно большим, а прокормить всех было необходимо исходя из имеющихся ресурсов Крымского полуострова.
Была предпринята аграрная реформа, запущенная специальным приказом Врангеля "О земле". Сразу же активизировались торговля и предпринимательство. Параллельно с решением хозяйственных задач Врангель занялся вопросами народного просвещения – от открытия школ до массового выпуска газет и журналов.
Разумеется, Врангель понимал, что в режиме "осаждённой крепости" Крым долго прожить не сможет. Но он надеялся, что, пока советское правительство ведёт войну с поляками, Русская армия сможет укрепить рубежи – хотя бы на год, а там, возможно, что-то изменится.
И летом 1920 года Врангель, пользуясь тем, что значительные силы Красной армии были отвлечены на бои в Польше, предпринял попытку нового масштабного наступления на Северную Таврию – он надеялся на победу поляков, после которой большевики в ходе переговоров с англичанами признают белое правительство в Крыму.
Но Советско-польская война закончилась так же быстро, как и началась: уже 12 октября неожиданно для всех Польша подписала договор о перемирии с правительством Владимира Ленина. Это означало, что теперь красные смогут все силы сосредоточить на взятии Крыма.
Соотношение сил Русской армии и РККА было не в пользу барона: 75 тысяч добровольцев против 188 тысяч красных. Причём за красных воевали не только рабочие и крестьяне – в РККА воевала треть всех офицеров прежней Императорской армии; точнее посчитана армейская элита: 639 выпускников Николаевской академии Генштаба служили у красных, 750 – у белых.
Против белых работал и фактор усталости. Капитан Николай Раевский в своём дневнике писал:
Казалось бы, что последние часы нашего пребывания в Крыму старые добровольцы-офицеры должны были бы горевать при виде гибели нашего дела. Между тем многие признаются, что с удовольствием разбивали винтовки, пулемёты, рубили колёса у орудий. Когда я с подполковником Ш. подъезжал к Бахчисараю, капитан-марковец, первопоходник, откровенно сознался, что с ужасом думает о возможности ликвидации прорыва и продолжении борьбы.
Усталость была и у красных, но они верили, что с взятием Крыма окончится сама война.
Два удара по белым
Большевики учли все ошибки, допущенные при штурме 1919 года, и в этот раз по обороне Крыма было нанесено два удара – с севера, частями наступающей РККА, и изнутри линий обороны, где активизировались силы так называемой повстанческой армии атамана Алексея Мокроусова, ставшего союзником большевиков. В итоге барон Врангель был вынужден даже свой собственный конвой отправить на борьбу с отрядами Мокроусова.
Также большевики попытались провести агитационную кампанию и в Добровольческой армии. Ещё накануне Крымского похода командующий Южным фронтом РККА Михаил Фрунзе выпустил обращение к белым офицерам с предложением "гарантировать жизнь и неприкосновенность всему высшему составу армии и всем положившим оружие".
В ответ Врангель приказал опечатать все радиостанции полуострова – он считал, что ни одному обещанию большевиков верить нельзя. В январе 1918 года в Ялте генерал Врангель сам был под арестом ревтрибунала и спасся только чудом.
Когда 3 ноября 1920 года Красная армия вплотную подошла к Перекопу, генерал Врангель, не испытывая более никаких иллюзий, приказал готовить флот к эвакуации.
Я приказал генералу Абрамову принять все подготовительные меры к эвакуации военных и гражданских учреждений Симферополя, раненых и больных офицеров и юнкеров, семей служащих и лиц, коим в случае прихода большевиков грозила бы особая опасность, – писал Врангель. – Все подготовительные меры должны были быть приняты по возможности скрытно, дабы преждевременно не возбудить тревоги.
Последняя оборона
На штурм Перекопского вала Фрунзе бросил самые элитные красные дивизии: 51-ю Московскую имени Ленина под командованием будущего маршала СССР Василия Блюхера, 15-ю и 52-ю, а также Латышскую дивизию. Однако артиллерия белых отбила все атаки на вал.
Полковник Михаил Левитов, командир 2-го Корниловского ударного полка, вспоминал, что Перекопские укрепления состояли из громадного массивного старого Турецкого вала и глубокого рва перед ним, когда-то наполнявшегося водой из залива, но теперь сухого, укреплённого проволочными заграждениями по обоим его скатам. Перед наступлением красные провели артподготовку, но практически все снаряды перелетели через укрепления, не нанеся корниловцам никакого вреда.
В десять часов утра цепи красной пехоты покрыли всё поле перед нами – насколько хватало глаз: штурм начался. Красные были уверены в силе громадного перевеса в силах. Быть может, и наше гробовое молчание создало у них иллюзию того, что мы уже перебиты, а поэтому “пёрли” они, весёлые, с воинственными криками.
Первая цепь была уже на расстоянии 300 шагов от позиций белых, когда разом заговорили пулемёты и артиллерийские орудия корниловцев.
Эффект огня не менее 60 пулемётов и четырёх батальонов – это только на участке 2-го полка – был поразителен: сражённые падали, задние цепи напирали и тем подбадривали остатки передовых цепей, которые местами добегали до рва.
Через четверть часа атака захлебнулась – все элитные дивизии понесли большие потери.
До самого вечера вся эта масса не двигалась под нашим огнём, наполняя воздух криками раненых.
В своих мемуарах полковник Левитов не упустил возможности пройтись по воспоминаниям красных командиров, изданных в СССР:
Товарищи красные командиры сообщали, что их потери при штурме были до 25 тысяч человек и что Перекопский вал они взяли бомбами и огнемётами, уничтожая нашего брата в железобетонных убежищах, которых мы там не имели, а были у нас простые землянки, прикрытые досками с землёй.
Тем не менее, когда стало известно, что Фрунзе, разъяренный большими потерями под Перекопом, приказал обойти Перекопский вал по мелководному заливу Сиваш, Корниловская ударная дивизия организованно покинула Перекопский вал и отступила на Юшуньские позиции.
Подарок для Врангеля
Схватка за Юшуньские позиции шла ещё два дня. 11 ноября коннице генерала Барбовича была дан приказ ударом во фланг опрокинуть прорвавшиеся со стороны Перекопского перешейка части красных, но белая конная группа сама была атакована крупными силами красной кавалерии с севера. Части Южного фронта РККА под командованием Михаила Фрунзе вышли на оперативный простор.
И тут происходит странное: РККА словно остановилась перед решающим броском на Севастополь. Возможно, красные просто сосредотачивали силы, возможно, царские офицеры, служившие в штабе Южного фронта и прекрасно знавшие о нравах ЧК, просто дали Врангелю возможность вывезти всех желающих.
Положение становилось грозным, остававшиеся в нашем распоряжении часы для завершения подготовки к эвакуации были сочтены, – писал барон Врангель. – Работа кипела. Днём и ночью шла погрузка угля; в помощь рабочим-грузчикам были сформированы команды из чинов нестроевых частей, тыловых управлений и т. п. Спешно грузились провиант и вода. Транспорты разводились по портам. Кипела работа в штабе и управлениях, разбирались архивы, упаковывались дела.
Виктор Ларионов, капитан Марковской артиллерийской бригады ВСЮР, вспоминал, что в штабе армии им отдали срочный приказ оставить позиции и проследовать в Севастополь, чтобы организовать оборону города.
Симферополь проходили ночью. В городе слышалась стрельба, и из боковых улиц доносились крики о помощи: кто-то грабил жителей. Ночью мы в конном строю прошли перевал и проехали Долину роз… Утром мы достигли Бахчисарая. Там получили приказ садиться в поезд генерала Кутепова и провожать его на Севастополь. Надо было бросать коней. Я привязал свою красноармейскую лошадку к изгороди, насыпал ей полную торбу овса и поцеловал её, спасшую меня от верной гибели, в морду: прощай.
Как шла погрузка на корабли
12 ноября 1920 года состоялось последнее заседание правительства. Врангель обратился к армии и обществу:
Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает. Да ниспошлёт Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье.
В это время в Севастополь подходят последние боевые соединения Добровольческой армии. 18-летний пехотинец, доброволец Александр Судоплатов описал в своём дневнике, как проходила погрузка на корабли:
Наш транспорт “Саратов” громадный. Народу всё лезет и лезет. Но он почти пустой. Я зашёл в кают-компанию. Здесь блестящие гвардейские офицеры, богачи, дамы. Цвет русской аристократии. Они не забыли в панике эвакуации надеть шпоры, аксельбанты. Захватить саквояжи, картонки.
Публика ещё грузится. Трап уже приняли. Лезут по канатам, прыгают в воду, подъезжают на лодках. В воде плавают лошади. Бедные животные... Теснота и давка на пароходе страшная. Народу как мух. Нельзя пролезть.
А вот воспоминания Александра Леонтьева, подпоручика Марковской артиллерийской бригады ВСЮР, который прикрывал отход своих товарищей:
Когда мы прибыли в Севастополь, погрузка уже закончилась. И пароходы выходили на внешний рейд. Последние заставы юнкеров отходили к Графской пристани. При помощи лодок, которые нам чудом удалось достать на берегу, мы погрузились на “Херсон”, который стоял уже на внешнем рейде.
Прощай, Россия!
В 14 часов 40 минут 14 ноября 1920 года генерал Врангель последним оставил родную землю, и его катер быстрым ходом пошёл к крейсеру "Генерал Корнилов", где взвился флаг Главнокомандующего.
Всё, что только мало-мальски держалось на воде, покинуло берега Крыма. В Севастополе осталось несколько негодных судов, две старые канонерские лодки "Терец" и "Кубанец", старый транспорт "Дунай", подорванные на минах в Азовском море паровые шхуны "Алтай" и "Волга" и старые военные суда с испорченными механизмами, негодные даже для перевозки людей.
Власть же в Севастополе приняла группа местных общественных деятелей во главе с присяжным поверенным Кнорусом. Эта группа с помощью небольшого отряда рабочей милиции, которой белые оставили несколько десятков винтовок, должна была поддерживать в городе порядок до прихода советских войск.
Поддержание порядка было чисто фиктивным: к вечеру первого дня "безвластия" из тюрем были выпущены все заключённые, а ночью загорелся большой военный склад на Портовой улице – под прикрытием пожара шёл самый настоящий грабёж.
Царьград слезам не верит
Корабли прибыли в Константинополь через 4-5 дней после отправления. В первое время изгнанникам с едой и расселением помогли французы (в качестве платы взяв русские военные корабли). Постепенно беженцы разъехались кто куда –Добровольческая армия отправилась в лагеря под турецкий городок Галлиполи, казаки – на остров Лемнос, гражданских беженцев принимала Сербия.
Капитан Николай Раевский из лагеря в Галлиполи писал:
По слухам, французы будут охотно принимать офицеров на свою службу при условии полгода прослужить солдатом, а затем получать по чину через полгода, пока французский чин не сравняется с русским. Англичане, напротив, предлагают обратить нас в эмигрантов-колонистов с тем, чтобы мы рассеялись по всем странам Согласия.
На первое время обещают материальную помощь. Чего хочет сама армия? Генералы и интенданты безусловно хотят воевать. Остальные все столь же безусловно воевать не желают. Вера в возможность что-нибудь создать при наших порядках и грабительских наклонностях многих и многих начальников совершенно потеряна.
Историк русской эмиграции Андрей Корляков отмечал, что ни одно из государств Антанты не желало пускать к себе своих вчерашних союзников:
Спасали бельгийские угольные шахты, спасал земледельческий труд в Аргентине, Перу и Парагвае, инженерные должности в Конго и трансатлантические пароходы, звавшие на тяжелую работу поваров, матросов, музыкантов и профессиональных танцоров. И русские эмигранты доказали, что гибнуть они не собираются, и россказни об их барстве и эксплуататорских привычках – на совести советской пропаганды.
"Со всеми было покончено..."
16 ноября в Севастополь вошли красные части. Первыми в город ворвались отряды Мокроусова – они проехали по центральным улицам на бронеавтомобиле. Севастопольский гимназист Алексей Сапожников так описывает занятие большевиками города:
Иногда в книгах и кино вступление красных в Севастополь изображают почти как карнавал: по улицам гарцуют нарядные кавалеристы, вдоль домов стоят шпалеры ликующих горожан, которые забрасывают освободителей букетами цветов. Первые из полков 51-й дивизии Блюхера на такую картину не тянули. Солдаты почти все были мало-мальски одеты, некоторые были в шапках-будёновках.
По молчаливым улицам полк прошёл на Нахимовскую площадь, где было устроено нечто вроде парада, который принимал крупный мужчина на костылях: выяснилось, что это председатель Севастопольского ревкома Гавен.
17 ноября большевики начали регистрацию бывших офицеров и военных чиновников. По городу были расклеены объявления, что такого-то числа в городском цирке состоится общее собрание всех зарегистрировавшихся "бывших"; приглашались также и те, которые почему-либо до сих пор не прошли регистрации. В назначенный день цирк и вся площадь были забиты законопослушными "бывшими".
Следом все примыкающие к площади улицы были заняты красными частями, которые при помощи прикладов и штыков стали вытеснять в сторону квартала между Екатерининской и Пушкинской улицами, превращённого в тюрьму: подвальные окна и часть окон первых этажей были забиты, заборы внутри квартала разобраны – получился большой двор. Кроме того, по периметру занятых зданий были натянуты проволочные заграждения из колючей проволоки – высотой в три метра.
Первую ночь и день они стояли в загонах и дворах, как сельди в бочке, – я это видел собственными глазами, потом в течение двух дней их… не стало, – писал гимназист Алексей Сапожников. – Большинство вывезли на грузовиках за город на дачу Максимова и там… отправляли к праотцам.
Число убитых в Крыму в 1920–1921 годах в источниках расходится. Так, например, в донесении наркомнацу Сталину ("О положении в Крыму", апрель 1921 года) говорится о 20–25 тысячах.
