65 лет назад советские граждане с удивлением обнаружили, что "бессмертный вождь всех времен и народов" - старый и больной человек, который в действительности является обычным смертным. В течение нескольких дней продолжалась агония Иосифа Сталина, убившая в итоге не только "отца народов", но и веру в кремлевских небожителей. Владимир Тихомиров рассказывает, что произошло в 1953 году.
Сталинское окружение уже было готово, что 74-летний вождь народов скоро уйдет в мир иной. Последний год Сталина все время мучила ангина - и это на фоне постоянных гипертонических кризов и проблем с сердцем. Угасание Сталина было заметно и по резкому с начала 50-х снижению активности вождя, что нашло отражение в записях о посетителях кремлевского кабинета Сталина. Если в довоенном 1940 году Сталин принял в своем кабинете более 2 тысяч посетителей, то в 1950 – уже 700 человек. В 1952 году – около 600. Дважды в год Сталин брал большие перерывы на отдых – по два месяца.
С осени 1952 года он практически перестал покидать Ближнюю дачу в районе Кунцево, делая исключение лишь для небольшого круга верных соратников, которых он приглашал не для обсуждения каких-либо рабочих вопросов, но для развлечения или просмотра фильмов – как правило, американских.
28 февраля 1953 года
В последний вечер до инсульта он пригласил на просмотр кино пятерых самых близких товарищей: Маленкова, Берию, Ворошилова, Булганина и Хрущева.
Затем начался ужин - это тоже была традиция. Конечно, в последние годы никаких обильных возлияний не было. Сталин выпил только немного разбавленного водой вина.
Ближе к 5 часам утра 1 марта гости стали расходиться. По свидетельству начальника охраны Сталина генерал-майора МГБ Николая Новика, в последний вечер вождь был бодр и находился в прекрасном расположении духа.
Сталин даже разрешил охранникам лечь спать, хотя ни разу за все годы он не интересовался, спят ли его охранники.
1 марта
Обычно Сталин просыпался около 11 часов утра, прислуга в это время обычно приносила ему чай. Специально для связи с обслуживающим персоналом в каждой комнате дачи были установлены телефонные аппараты, но в это утро все телефоны безмолвствовали.
В 12 часов дня прислуга поинтересовалась у начальника охраны: что делать дальше? Последовал приказ: ждать.
Дело в том, что Новик хорошо помнил историю с баней. Каждую неделю – обычно по вторникам – Сталин ходил в баню, оборудованную в соседнем домике. Парился около часа. Но в тот вечер Иосиф Виссарионович почему-то не спешил выходить из баньки.
Через 15 минут сопровождающий офицер доложил о задержке дежурному, через 30 минут дежурный доложил начальнику охраны. Еще через пять минут Новик доложил о задержке Сталина самому министру госбезопасности Игнатьеву. Тут же по другому телефону Игнатьев позвонил Маленкову: что делать?
- Ну, подергайте дверь...
- Она закрыта изнутри на крючок!
- Ломайте! – после минутного раздумья распорядился Маленков.
Но едва Николай Новик вместе с дежурным офицером подошли к бане, как дверь распахнулась, на пороге появился заспанный Сталин.
Охранники моментально вытянулись в струнку: "Здравия желаю!" Но Иосиф Виссарионович лишь недовольно буркнул: мол, чего это вы здесь ошиваетесь?!
- Каким-то чудом мы в один момент умудрились спрятать фомки, приготовленные нами для вскрытия двери, - вспоминал Николай Новик. – Сложно сказать, что было бы, если бы он увидел нас с ломами в руках... Все мы хорошо помнили о судьбе прежнего начальника охраны Николая Власика, который за какую-то мелкую провинность был снят с должности и арестован. Честно вам скажу, встреча со Сталиным на пороге бани стоила мне год жизни...
Никто из охраны не хотел рисковать и тревожить Хозяина без разрешения, рискуя за чрезмерную заботу оказаться в лагерях.
Около 18–19 часов в столовой, в той части здания, где спал Сталин, загорелся свет. Охрана и обслуга приготовилась получать распоряжения вождя. Однако шло время, а телефоны по-прежнему молчали.
Наконец около 21 часа вечера привезли почту, охранник Лозгачев решил воспользовался этим предлогом, чтобы войти в комнату Сталина и потревожить покой вождя.
Он вошел в комнату и не сразу заметил лежащего на полу Сталина. Он лежал на правой руке, в мокрых брюках от пижамы. Рядом валялись его часы. На столе стояла бутылка минеральной воды. Вождь провел на полу по меньшей мере несколько часов и сильно замерз, его колотил озноб. По свидетельству Лозгачева, глаза Сталина были открыты, однако он не отвечал на вопросы, а только что-то мычал.
Прибежавшая охрана перенесла Сталина в большой зал, его переодели, уложили на диван и укрыли одеялом.
Выяснилось, что на Ближней даче не было никакой аптечки с лекарствами. Как вспоминает Николай Новик, в последние годы жизни Сталин не обращался к врачам за медицинской помощью, неизменно повторяя:
Врачи не умеют лечить. Вот у нас в Грузии много крепких столетних стариков, они лечатся сухим вином и надевают теплую бурку.
В итоге охранники позвонили министру государственной безопасности Семену Игнатьеву: что делать? Но тот отказался брать на себя ответственность и посоветовал позвонить Берии. Однако охранник, не сумев дозвониться до Лаврентия Павловича, позвонил в итоге Маленкову, который, "промычав что-то в трубку", посоветовал все-таки найти Берию.
Но Берия нашелся сам. Он перезвонил и категорически запретил офицерам охраны звонить кому-либо еще и что-либо сообщать о состоянии здоровья Сталина. Дескать, генсек уже человек пожилой, махнул на ужине лишнего и оконфузился, а они панику поднимают.
Около 3-х часов ночи на Ближнюю дачу приезжают Хрущев, Маленков и Булганин, однако не проходят дальше дежурного поста у ворот. Позднее Хрущев в своих мемуарах писал, что начальник охраны объяснил ему, будто бы Сталин просто упал и обмочился, но потом он уснул и вроде бы стало нормально.
2 марта
Утром Маленков звонит министру здравоохранения Андрею Третьякову, который высылает на дачу бригаду лучших врачей во главе с профессором Павлом Лукомским — главным терапевтом Минздрава. Они приезжают в Кунцево около 9 часов утра. После осмотра у Сталина выявлено очень высокое давление и полный паралич правой стороны тела, а также потеря речи. Диагноз - инсульт.
После этого о случившемся извещают детей Сталина – Василия и Светлану Аллилуеву.
Светлана вспоминала:
Это были тогда страшные дни. Ощущение, что что-то привычное, устойчивое и прочное сдвинулось, пошатнулось, началось для меня с того момента, когда 2 марта меня разыскали на уроке французского языка в Академии общественных наук и передали, что "Маленков просит приехать на Ближнюю". Это было уже невероятно – чтобы кто-то иной, а не отец, приглашал приехать к нему на дачу… Я ехала туда со странным чувством смятения. Когда мы въехали в ворота и на дорожке возле дома машину остановили Н.С. Хрущев и Н.А. Булганин, я решила, что все кончено… Лица обоих были заплаканы.
Она писала, что тогда в доме было много народу и все суетились, пытаясь что-то предпринять.
Все суетились, спасая жизнь, которую нельзя было уже спасти. Где-то заседала специальная сессия Академии медицинских наук, решая, что бы еще предпринять. В соседнем небольшом зале беспрерывно совещался какой-то еще медицинский совет, тоже решавший, как быть. Привезли установку для искусственного дыхания из какого-то НИИ, и с ней молодых специалистов, – кроме них, должно быть, никто бы не сумел ею пользоваться. Громоздкий агрегат так и простоял без дела, а молодые врачи ошалело озирались вокруг, совершенно подавленные происходящим... Отец был без сознания, как констатировали врачи. Инсульт был очень сильный; речь была потеряна, правая половина тела парализована. Несколько раз он открывал глаза – взгляд был затуманен, кто знает, узнавал ли он кого-нибудь. Тогда все кидались к нему, стараясь уловить слово или хотя бы желание в глазах. Я сидела возле, держала его за руку, он смотрел на меня, – вряд ли он видел. Я поцеловала его и поцеловала руку, – больше мне уже ничего не оставалось...
Вечером на дачу приезжает профессор Александр Мясников, директор Института терапии АМН СССР и одновременно заведующий кафедрой госпитальной терапии 1-го Московского медицинского института.
Он вспоминал, что перед этим попрощался с женой - "неясно, куда попадешь оттуда". В доме после осмотра Мясников сообщает политикам, что прогноз неутешительный и спасти Сталина фактически невозможно.
3 марта
Состояние Сталина остается без изменений. Советских граждан наконец извещают о болезни Генсека, начиная готовить страну к смерти "бессмертного отца народов". В регулярно передаваемых по радио каждые несколько часов бюллетенях о здоровье не скрывается крайне тяжелое и практически безнадежное состояние Сталина.
От имени Президиума ЦК созывается экстренное заседание с участием всех членов ЦК, Совета министров и Президиума Верховного Совета.
4 марта
Профессор Александр Мясников вспоминал:
"Кому-то пришла в голову идея, нет ли вдобавок ко всему инфаркта миокарда. Из больницы прибыла молодая врачиха, сняла электрокардиограммы и безапелляционно заявила:
- Да, инфаркт!
Переполох! Уже в "деле врачей-убийц" фигурировало умышленное недиагностирование инфаркта миокарда у погубленных-де ими руководителей государства. Теперь, вероятно, мы у праздничка. Ведь до сих пор мы в своих медицинских заключениях не указывали на возможность инфаркта, а заключения уже известны всему миру. Но жаловаться на боли, столь характерный симптом инфаркта, Сталин, будучи без сознания, естественно, не мог… Я первый решил пойти ва-банк, заявив, что электрокардиографические изменения не характерны для инфаркта…"
5 марта
У Сталина диагностируется предагональное дыхание Чейна-Стокса. Вдруг появилась рвота кровью, давление упало. Все участники консилиума толпились вокруг больного и в соседней комнате в тревоге и догадках.
От ЦК дежурил Н.А. Булганин. Он обратился к Мясникову:
- Профессор Мясников, отчего это у него рвота кровью?
- Возможно, это результат мелких кровоизлияний в стенке желудка сосудистого характера в связи с гипертонией и мозговым инсультом, - ответил я.
- Возможно? – передразнил он неприязненно. – А может быть, у него рак желудка, у Сталина? Смотрите, – прибавил он с оттенком угрозы, – а то у вас все сосудистое да сосудистое, а главное-то и про…
Он явно хотел сказать "провороните" или "прошляпите", но спохватился и закончил "пропустите".
На втором этаже собирались члены ЦК, члены Политбюро подходили у умирающему, и в это время иерархия соблюдалась: впереди – Маленков и Берия, далее – Ворошилов, потом – Каганович, затем – Булганин, Микоян. Молотов был нездоров, гриппозная пневмония, но он два-три раза приезжал на короткий срок.
В 20 часов вечера открывается экстренный пленум. Первым выступает министр здравоохранения Третьяков, который объясняет номенклатуре, что шансов на выздоровление вождя нет.
Далее выступает Маленков, который говорит о необходимости сплоченного и коллективного руководства страной. Третьим выступает Берия, предлагающий назначить Маленкова председателем Совета министров СССР – формально это пост главы государства.
Затем Маленков уже в качестве главы государства объявляет о новом составе Президиума Политбюро ЦК. Первыми заместителями Маленкова становятся Каганович, Молотов, Берия и Булганин. МГБ и МВД объединяются в одно ведомство под началом Берии. Пост председателя Президиума Верховного Совета получает Ворошилов. Министром иностранных дел становится Молотов. Хрущев остается секретарем ЦК, а состав Президиума, расширенный Сталиным в октябре 1952 года, сокращается: в отставку отправлены почти все из 16 его новых членов. Интересно, что сам Сталин остался в составе Президиума - формально он был еще жив.
В 20 часов 40 минут заседание было закрыто – поступили срочные известия с Ближней дачи.
Светлана Аллилуева вспоминала:
Агония была страшной. Лицо потемнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемыми, губы почернели. Последние час или два человек просто медленно задыхался. В какой-то момент он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившихся над ним. Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут, – это было непонятно и страшно – тут он поднял вдруг кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ. Неизвестно, к кому и к чему он относился… В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела… Все стояли вокруг, окаменев, в молчании, несколько минут, – не знаю сколько, – кажется, что долго.
В 21 час 50 минут Сталин умер.
Первым вскочил Берия и с криком "Хрусталев, машину!" покинул дачу и умчался в Москву.
Следом уехали остальные члены ближнего круга Сталина – все спешили в Кремль, чтобы уладить все формальности перехода власти. По дороге обиженный Хрущев начал склонять Маленкова присоединиться к заговору против Берии. Маленков ответил туманным отказом – дескать, поживем - увидим.
6 марта
Все советские газеты сообщают о смерти Сталина. "Правда" публикует первое постановление Маленкова "О сооружении Пантеона":
В целях увековечения памяти великих вождей Владимира Ильича Ленина и Иосифа Виссарионовича Сталина, а также выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства, захороненных на Красной площади у Кремлевской стены, соорудить в Москве монументальное здание - Пантеон - памятник вечной славы великих людей Советской страны.
9 марта
Утром состоялись похороны Сталина, на которых впервые была представлена новая кремлевская иерархия. Председателем комиссии по организации похорон был назначен Хрущев – новый партийный лидер. С траурной речью на похоронах выступили Маленков, Берия и Молотов.
Первым выступал Маленков. Он заявил он планах существенного улучшения уровня жизни советских граждан и призвал к мирному сосуществованию социалистической и капиталистической систем. Вторым выступал Берия, сделавший акцент на необходимости укрепления военного потенциала страны и усиления бдительности для борьбы с кознями врагов. Молотов фактически присоединился к платформе Берии.
14 марта
В Москве открылся внеочередной Пленум ЦК КПСС, на котором Хрущев нанес удар по Маленкову. Он потребовал, чтобы Маленков оставил пост секретаря ЦК и сосредоточился на государственных делах.
Маленков решил без сопротивления оставить партийный пост.
Интересная метаморфоза произошла и с Берией. Если на похоронах Сталина Лаврентий Павлович выступал в роли твердокаменного и непоколебимого сталинского преемника, то теперь, оценив ожидания общества на либерализацию, быстро перековался в гуманиста.
Были закрыты наиболее "громкие" дела – прежде всего, "дело врачей-вредителей" и "авиационное дело", которое вело к самому Маленкову. Также он выпустил приказы о запрещении пыток на допросах и о проведении масштабной амнистии политических заключенных.
Растущая популярность Берии в органах не на шутку перепугала сталинских наследников, именно к закрытию пленума был составлен первый заговор против него.
