Последние полтора столетия много говорится о Евразии, евразийской идентичности, но мало кто знает, что это значит. По всей зоне соприкосновения России и Китая — исторической, географической, экономической, политической, культурной и цивилизационной — евразийский синтез осуществляется на протяжении столетий. Речь не об отдельных русско-китайских контактах и даже не о межгосударственных отношениях, а именно об общем цивилизационном поле. Его существование может отвергаться и в России, и в Китае, но оно оказывает огромное влияние и на культурные предпочтения китайцев, и на самоопределение русских. Андрей Полонский рассказывает, как русские проникали в Китай и проникались Китаем.
Русские в КНР составляют одно из 56 официально признанных нацменьшинств. Особая этническая группа "китайские русские" живет по преимуществу в Синьцзяне и во Внутренней Монголии. Во Внутренней Монголии существует даже Эньхэ-Русская национальная волость. По-китайски местные русские называются "элосыцзу", и численность их невелика — около 15000. Разумеется, капля в море, и в десятки раз меньше, чем живет и работает в современном Китае реальных выходцев из России.
Правда, еще 70 лет тому назад, в начале 50-х годов, численность "элосыцзу" могла достигать сотен тысяч человек. Но после победы коммунистов старые китайские русские в подавляющем большинстве вернулись в СССР по программе репатриации (начало — середина 50-х годов). В КНР остались в основном потомки смешанных браков. Нынешние "элосыцзу" часто не знают русского языка, только "немного понимают" по-русски. Иногда удивительно встретить где-нибудь в синьцзянской деревне человека славянской внешности, говорящего лишь по-ханьски и разбирающего на "языке титульной национальности" разве что десяток слов.
Дорога в Ордусь
В начале нынешнего века в России была очень популярна серия книг Хольма Ван Зайчика (псевдоним нескольких питерских китаистов — Вячеслава Рыбакова, Игоря Алимова и других) под общим названием "Евразийская симфония" и с эпиграфом "Плохих людей нет". В основе нескольких полудетективных сюжетов лежит образ Ордуси — единой державы и цивилизации, объединившей Россию и Китай со времен империи Чингиз-хана. Ордусь противостоит "западным варварам" и представляет собой чрезвычайно привлекательный образ процветающего, почти идеального социума, хотя и не без своих проблем, разумеется…
В реальности никакой Ордуси не существовало. Но в воображении, мечтах и снах многих русских, связавших свою жизнь с Китаем, она всегда была недостижимой целью. Если и уходили они все дальше и дальше на Восток, то шли скорее всего не в реальные перенаселенные города Поднебесной, а в эту мифическую страну, которой никогда не было обозначено на карте.
В книгах про Ордусь есть единственная историческая правда. Монгольское завоевание впервые (и пока единственный раз в истории) на несколько десятилетий свело Россию и Китай в одно государство. Правда, это были совсем разные улусы великой империи, созданной сыновьями Чингиз-хана, и их разделяли десятки тысяч километров — по тем временам расстояние совершенно непреодолимое. Однако прямые человеческие контакты были вполне возможны. Так, историк Лев Гумилев рассказывал, что при монгольской династии в Пекине существовал специальный "русский полк". Его китайское название можно перевести как "охранное войско из русских, прославляющее преданность". Впервые этот полк упоминается в источниках под 1330 годом. К этому времени он существовал уже несколько лет, а в последующие десятилетия его численность только возрастала. В полку служило несколько тысяч человек, они жили в специально оборудованном лагере на севере столицы по "казачьему" принципу — занимались сельским хозяйством на специально выделенной земле и даже добывали дичь для стола императора.
От Православной миссии до Амурской Калифорнии
В более или менее массовом порядке русские начали перебираться через Амур и уходить вглубь Китая гораздо позже – с конца XVII века. Сюда стремились старообрядцы, бежавшие от преследований официальных властей. Им не впервой было сниматься с насиженных мест и двигаться все дальше на Север и на Восток. Русско-китайский рубеж стал для них своего рода символом спокойной жизни. Так в северном Китае появились первые русские села, часть которых в том или ином виде дожила как минимум до культурной революции.
Тогда же, в 80-х годах XVII века, при взятии цинской армией русской крепости Албазин на Амуре, в китайский плен попали 45 русских казаков. Китайцы приняли их с большим почетом. Все они были причислены к высокому воинскому сословию, поселены вблизи императорского дворца и зачислены в "русскую роту" императорской гвардии.
…В начале XVIII века Петр Первый учредил Православную миссию в Пекине. Со свойственной ему географической и политической наивностью он поручил тогда тобольскому митрополиту крестить как можно больше китайцев, а лучше всего — и самого богдыхана. Понятно, что этот план провалился. Но сама миссия, пришедшая в столицу империи Цин в 1716 году, была принята со всевозможным почетом. Миссионеров опять-таки зачислили на китайскую официальную службу (других вариантов для иностранцев в императорском Китае просто не существовало) и поселили близ дворца.
До Опиумных войн (середина XIX века) миссия совмещала церковную работу с дипломатической и представляла собой своего рода посольство России в Китае. Потом, после открытия настоящего посольства, миссионеры сосредоточились в основном на церковной и научно-исследовательской работе. Окончательно она была закрыта только в середине XX века. С культурной революцией председателя Мао деятельность русских священников оказалась абсолютно несовместима. Последнего начальника миссии митрополита Виктора (Святина) китайские коммунисты думали арестовать и отправить на перевоспитание. Но за иерарха грудью встали коммунисты советские. В итоге митрополит Виктор смог безболезненно покинуть Пекин и отправиться в Советский Союз. В этой ситуации много горькой иронии.
С конца 60-х годов XIX века в Китай стал активно проникать русский капитал. Русские торговые представительства и банки открывались тогда один за другим в провинциях севера страны — Хунани, Хубэе, Цзянси.
В 1882 году в Маньчжурии появились и первые русские золотоискатели. Среди них были и казаки, и торговцы, и даже беглые каторжники. В начале 80-х годов в верховьях Амура, на берегах реки Мохэ, старатели провозгласили самостоятельную Желтухинскую республику, которую иначе называли Амурской Калифорнией. Республика просуществовала чуть больше пяти лет — до тех пор, пока империя Цин не спохватилась и при помощи огромной армии не одолела несколько тысяч старателей.
"Будущее России — в Азии"
И все же широкое присутствие России в Китае началось со строительства Китайско-Восточной железной дороги и города Харбина на границе XIX и XX веков.
Отвечая своему кузену, германскому кайзеру Вильгельму II, провозгласившему: "Будущее Германии — на морях", император Николай II утверждал: "Будущее России — в Азии".
Одним из вдохновителей этого разворота "от панславизма к панмонголизму" (выражение С.Ю. Витте) стал личный друг царя, собиратель буддийских древностей и знаток Дальнего Востока князь Э.Э. Ухтомский. Ухтомский утверждал, что близость России и Востока очевидна, а близость России и Европы навсегда останется проблемой:
Нужно уходить в глубь Азии. Там мы дома, там жатва давно нас ждет, но еще не пришли желанные жнецы... Для Российской державы нет другого исхода, как стать силой, объединяющей Запад с Востоком.
По русско-китайскому договору 1896 года Россия получила право на строительство железной дороги через полупустынную Маньчжурию, вотчину китайского императорского дома. Так начиналась история русской Маньчжурии, а вместе с ней и история КВЖД — стратегической магистрали, призванной приблизить Дальний Восток к Центральной России (Транссиб делает в этих местах крюк вдоль государственной границы на несколько тысяч километров).
Харбин
Выстроить город на середине пути, соединяющем несоединимые миры, — именно так воспринимали строители Харбина свою миссию. 28 мая 1898 года к пустынному берегу реки Сунгари причалил пароход "Благовещенск", и с его палуб спустились первые русские харбинцы. К 1903 году, когда закончилось строительство, Харбин отвечал всем европейским требованиям градостроительства и по уровню комфорта среди русских городов занимал одно из первых мест.
В Харбине существовало два центра: железнодорожный, возле вокзала, и торговый, у пристани. Вот как описывает главную торговую улицу, названную Китайской, писательница Л. Кравченко:
Китайская улица оказалась символом одной из основных ипостасей города - торговой... Подобие некоего нашего Кузнецкого моста или даже петербургского Невского проспекта в уменьшенном варианте — кирпичная вычурность фасадов с куполами завершия, с "маркизами" полотняными — над стеклом витрин, солидность "торговых домов и К" во всем национальном многообразии (от Петрова до Цхомелидзе-Митатадзе и Ипсиланти), и, конечно, кругло цокающая булыжная мостовая, что помнится многим...
Здесь можно было купить любой товар — не только ширпотреб из Парижа и Токио, но и редчайший китайский антиквариат, и старообрядческие образы, и ювелирные изделия работы русских, китайских и японских мастеров...
Главной достопримечательностей Харбина стала соборная площадь со знаменитым Свято-Николаевским храмом в центре. Полностью деревянный собор благодаря цвету его стен жители называли "шоколадным". По распространенной в Харбине легенде, храм рубили мастера на Вологодчине, перевозили по железной дороге, а потом уже заново собрали на Дальнем Востоке. В плане он имел форму креста, впереди была колокольня с шашечным покрытием и резной колоннадой в северорусском стиле. Судьба храма, как и многих русских церквей в ХХ веке, сложилась трагично. В ночь с 22 на 23 августа 1966 года его сожгли хунвейбины...
"Дикий Запад" на Востоке
Построенный в центре черноземной маньчжурской равнины, Харбин стал развиваться со сказочной скоростью. Харбинцы любили говорить об "американском размахе" своего города. Сюда со всех сторон приезжали коммерсанты, подрядчики, биржевые спекулянты. Как и на "диком Западе", за несколько месяцев создавались и лопались миллионные состояния. Игорные и увеселительные заведения развлекали победителей и утешали побежденных...
Писатель Всеволод Иванов вспоминал:
Харбин рос как на дрожжах, стремительно, на глазах, как растут тополя в Маньчжурии. За 20 лет вырос огромный, как Одесса, скороспелый город, развернулось много поселков на западе, на востоке и на юге по железной дороге.
К 1917 году здесь проживало уже больше 100 000 — люди всех народностей, населявших империю, и самого разного происхождения. Этот город никогда не воспринимал себя оторванным от России. Благодаря железной дороге "русский Китай" был просто промежуточной станцией между Читой и Владивостоком. Во Владивосток ездили "попить чаю у тети", в Читу - глянуть, как живется младшей сестренке.
Просится на язык: все оборвалось в 1917 году после большевистской Революции. Но Харбин, вероятно, единственный на свете русский город, для которого это высказывание не будет справедливым. Китайская граница спасла русскую Маньчжурию. После Гражданской войны сюда хлынули толпы русских людей (по некоторым источникам, через Китай прошло до миллиона человек). Относительно спокойно перейти границу на Дальнем Востоке можно было вплоть до второй половины 20-х годов, когда в Европейской России сделать это было уже немыслимо. И Харбин принимал всех...
В 20-х - начале 30-х годов здесь возник полноценный оазис русской жизни. Бушевали политические страсти (представлены были все — от левых до фашистов), работали школы и университеты, на харбинской сцене любили выступать Шаляпин и Вертинский...
Ситуация стала меняться к худшему только в начале 30-х годов, когда японцы вторглись в Маньчжурию и образовали марионеточное государство Маньчжоу — Го. Стал ограничиваться в правах русский язык, вводилась насильственная японизация. Многие образованные и обеспеченные люди предпочли уехать вглубь Китая, в Шанхай или Пекин, где их ожидал новый, куда более дальний исход.
И последний предел истории русского Харбина был положен приходом советских войск в 1945 году. 15 000 человек были насильно вывезены в СССР, большинство их них ожидала смерть в лагерях или под расстрелом. Десятки тысяч семей оказались разорены. Многие умирали в нищете, а остальным предстоял дальний путь — прочь из Китая.
Русский Шанхай
Вторым крупным центром русской культуры в Китае в первой половине XX века стал Шанхай. Но в отличие от Харбина, который всегда был по преимуществу русским, в крайнем случае, русско-китайским городом, многомиллионный (уже тогда) Шанхай оставался интернациональным центром: после Опийных войн русская речь мешалась с китайской, французской, немецкой, английской, португальской.
"Тридцатые годы. Европа в центре Азии. Блеск и нищета. Рай для авантюристов. Улицы красных фонарей. Рикши. Опиомокурильни. Дорогие автомобили. И всюду американцы, англичане, французы, русские… Смешение языков, традиций, культур, вер. Кого-то привели сюда деньги, кого-то – злая судьба", — рассказывают о русском Шанхае Лариса Черникова и Михаил Дроздов, русские шанхайцы, потомки эмигрантов первого поколения.
…Расцвет русского Шанхая пришелся на середину 30-х годов. И, хотя русское население здесь было куда малочисленней, чем в Харбине, — всего несколько десятков тысяч человек — насыщенная культурная жизнь не прекращалась ни на минуту. Даже в первые годы Второй мировой войны Шанхай оставался оазисом спокойствия. Все оборвалось только в 1942-м, с обострением обстановки на Тихом океане. А к началу 50-х, с приходом коммунистов, последние русские, как и большинство иностранцев, покинули город.
В наше время, начиная с 90-х годов прошлого века, люди из России стали понемногу возвращаться туда. И хотя не все нынешние русские шанхайцы обосновались в мегаполисе на всю сознательную жизнь, общее число их, возможно, уже достигло предвоенного уровня. По крайней мере в Шанхае возрожден Русский клуб, который расположился в историческом особняке, принадлежавшем ему в начале века, работает множество представительств русский компаний, выходит несколько сетевых изданий на русском языке.
Александр Мальцев: русский в Китае
Если говорить о нашем присутствии в Китае в его максимальном, почти приближенном к идеалу выражении, то один из самых цельных таких образов — жизнь Александра Мальцева, 29-летнего русского человека из города Иркутска.
В Китай он попал десятилетним мальчиком (в 1999-м) — родители рискнули послать его учиться по программе обмена в китайскую школу в город Чанчунь на северо-востоке страны. Он закончил школу, съездил домой и решил поступать в том же Чанчуне в Институт экономики Северо-Восточного университета. Сам Мальцев говорит так:
Родители выбрали для меня экономику, но я увлекался компьютерами.
В 16 лет Мальцев создал "Мегагазету" — собственное интернет-издание о жизни в Китае на русском языке (сейчас "Мегагазету" ведет его девушка Ольга, выпускница магистратуры Китайской академии искусств, у которой есть своя танцевальная группа и которая преподает на театральном факультете Шанхайского педагогического университета).
Уже через год, когда Мальцеву было 17, его "Мегагазета" взяла два первых места на фестивале "Лучшие блоги" в Берлине - в номинациях "Лучший блог на русском языке" и "Приз зрительских симпатий".
После университета Мальцев переехал в Шанхай — туда его пригласила крупнейшая китайская консалтинговая фирма. Он ведет форум "Восточное полушарие" о Китае и других странах Азии, разработал веб-сайты Русского клуба в Шанхае, Центра китаистов, Генерального консульства России в Шанхае и др.
Но этого мало. В 2014 году он переехал в Ханьчжоу и возглавил русское направление "АлиЭкспресса".
17 лет я живу в Китае и почти стал китайцем. Мне легко понимать как китайский менталитет, так и русский менталитет. Это позволяет мне чувствовать себя в китайском обществе как рыба в воде.
И еще он тренер по капоэйре. Его школа капоэйры — одна из лучших в Китае по этому виду единоборств. А Китай, как известно, знает толк в единоборствах.
Кажется, что в отдельной судьбе полностью реализовалась утопия Ван Зайчика о стране Ордусь.
***
Так вышло, что в конце прошлого года мне довелось участвовать в большом русско-китайском литературном фестивале, который проходил в Москве и Петербурге. Все дни, пока мы общались с китайскими писателями и поэтами, слушали их язык, их тексты, обсуждали самые разные темы — от экономики и политики до эстетики и кухни — я думал, что Китай, которого мы так опасаемся, его язык, стиль и уклад, гораздо ближе нам, чем кажется.
