10 марта в квартире на Ленинградском шоссе в Москве, заваленной хламом, полицейские обнаружили пятилетнюю девочку. Соседи вызвали полицию из-за непрекращающегося плача. Ребенок был один посреди горы мусора и мебельной рухляди. Девочка не разговаривала, у нее отсутствовали простейшие социальные навыки, на шее были намотаны какие-то шарфы, резинка вросла в кожу. Разыскали ее мать — ей оказалась 47-летняя Ирина Геращенко, которую сейчас хотят обвинить по статье "Покушение на убийство". Сама она уверяет, что занималась ребенком, никакого бардака в доме не было, а оставляла его одного совсем ненадолго. Но соседи говорят обратное. Они вызывали несколько раз полицейских и обращались в органы опеки, однако никаких мер принято не было. Платон Беседин — о том, почему жестоких случаев обращения с детьми в России становится все больше.
Даже после столь жуткой истории у нас обязательно найдутся сердобольные граждане, которые пожалеют, но не тех, кого надо. Так, сочувствующие искали объяснение поведению матери-убийцы из Кирова, оставившей трехлетнюю дочку на неделю в запертой квартире. Малышка, пытавшаяся есть стиральный порошок, умерла от истощения и обезвоживания, пока ее мать гуляла с подругой и снимала видео в Instagram. Но сердобольные граждане все равно пояснили: мол, женщина оставила дочь бабушке. Вот только тут на вечер своих детей бабушке отдаешь и звонишь каждые два часа, а в Кирове неделя прошла.
Мать, державшую пятилетнюю малышку в захламленной до рвотного состояния квартире, тоже оправдать попытались. Она была психически больна — что с нее взять? И неважно, что ребенок жил в рукотворном аде: малышка боится воды и кровати, разучилась нормально ходить в туалет и одеваться. Произошло это не в трущобах Каракаса, а в трехкомнатной квартире в Москве. И на шее девочки обнаружили вросшую в тело резинку от волос, которую снимать мамаша не думала. Удалили ее после спасения малышки хирургическим путем.
Все это лицемерное сердоболие идет не от милосердия, а от страха. Страшно признать, что среди нас есть такие, которые оставляют детей без еды или в хламе. Страшно признать, что и матери, и дочери — дитя человеческие. Но страшнее всего признать: сколько таких среди нас, страдающих психическими болезнями в той или иной мере.
Это ведь от фокусировки зрения зависит. Что значит психическая болезнь? Мамаша из хлама выходила на работу, коротко, но общалась с соседями и консьержем. Как-то была социализирована. Девицу же из Кирова вообще можно было бы назвать образцовой в современном контексте: рисовала себе красивую жизнь для социальных сетей — ей бы в "Доме-2" сниматься.
Не стоит трусливо оправдывать. Не убийц и не мучителей даже, а себя лично. И линчевать тоже не стоит — глупо и бесперспективно. Суть в том, что общество наше в целом чудовищно обращается с детьми. Согласно официальной статистике, Россия занимает одно из первых мест в мире по уровню насилия над ними. И дикое обращение — оно повсюду: когда очередная мамаша начинает истерически орать на ребенка, когда тому включают мультики — и "отвяжись", когда девочка пытается помочь в хлам пьяному отцу застегнуть ширинку и довести его домой.
Просто мы привыкли делать вид, что все нормально. Сидим в своих клетушках, смотрим идиотские шоу или серфим по интернету, закупаемся в "Пятерочке" или "Азбуке вкуса", упорно делая вид, что внутри и вокруг нас — тишь да благодать. А потом — бац! — такая жуткая история, еще один печальный детектив. Да сотни подобных историй, которые происходят с детьми, с подростками, где либо они жертвы (как в Кирове), либо делают кого-то жертвой (как в Березовском). И тогда мир, пахнущий моющими средствами, лопается по швам, как поддельные джинсы на располневшей стороннице боди-позитива. Оказывается, детки в клетке и детки из клетки — потому оправдаться надо.
Отношение к малышам в русской традиции всегда было особенным. Известный тезис Достоевского о слезинке ребенка. Или его же рассказ "Мальчик у Христа на елке", или "Ангелочек" Андреева, или воспоминания Горького. Это фиксация жизни — грязной, жестокой, но той, в которой находилось место милосердию для ребенка, потому что его обижать было нельзя. А теперь — можно.
Я вспомнил еще один московский случай. Когда выпившая мать, снимая на видео, бьет своего грудничка, приговаривая: "Ты мне, гад, жизнь испортил и папаша твой". В ней говорят глупость и обида. И сколько таких? У тех, кого обида может прорваться, достаточно создать ситуацию, а отыграться легче всего на ребенке, отомстить ему, что жизнь пошла не так? Бить, унижать или, если совсем надоест, сжечь, как в Нижнем Новгороде, или нацепить пакет на голову, как в той же Москве.
Но еще я вспоминаю свою маму, когда в 90-х есть нечего было, когда выживали. Что я от нее видел? Ласку. Вспоминаю своих бабушек и прабабушек, которым то война, то голод, а детей не один, а пять и больше. Тем не менее растили, воспитывали, боролись и не жаловались. Потому что — "мой ребенок, любимый". А вот когда он рожден по ошибке или для развлечения, когда в душе гнездится "для чего я его на свет принесла", тогда малыш уже не жилец. Если не убьют, то искалечат психологически. Только так и бывает, когда ответственности нет, а живут исключительно для себя. Варианта ведь два: либо как у свиней, когда жрешь своих детей, либо как у божьих созданий, когда твой ребенок и ты за него отвечаешь.
Однако уже много десятилетий нас учат, что жить надо исключительно для себя, что выживает сильнейший, что горе другого человека — его личное дело, что падающего толкни, веселись да жри от пуза — бери от жизни все, а ребенок тому помеха. Копните своих знакомых, соскоблите с них социальный блеск — и увидите, что дети для многих из них, либо для развлечения, либо для денег (материнский капитал и прочие выплаты), либо просто "как у всех". Последней преграды нет — слезинка ребенка не имеет значения.
Один киногерой говорил: "Мы живем, как свиньи, и дохнем, как свиньи, потому что мы друг другу никто". И девочка из Кирова кидала в окно игрушки, чтобы привлечь внимание, но к ней не пришли. Равнодушие. Московскую малышку спасти удалось, но сколько ей пришлось пережить до этого? И ведь пробовали спасти раньше. Приходили те же органы опеки, но им не открывали, и они выметались прочь. Соседи кое-как, но узнать пытались. Однако скажу страшную вещь: если бы не Киров, то никто бы никогда в эту московскую квартиру не зашел. Детская смерть спасла детскую жизнь.
А в большинстве своем всем плевать. Потому что у самого проблемы. Так ли было всегда? Помню, когда я выпивал и соседка моя пару раз то замечала, тут же подходила и говорила по душам: мол, нельзя так. А сколько раз меня выручали соседи? А прекрасная Майя Васильевна с четвертого этажа, которая успевала в подъезде прочесть мне лекцию о Сурикове или Врубеле. Она еще и к каждому празднику в лифт картину с поздравлением рисовала — много вы видели такого сейчас? Я жил среди людей, которым было на меня не все равно. Я плод, так сказать, коллективного воспитания. А вот кто вырастет из тех, кого с детства научили, что они никому не нужны? Что поселится внутри них, кроме злобы и мести? Если и смогут они устоять, то не благодаря, а вопреки.
Мамашу эту, посадившую дочку в хлам (хватает и тех, кто детей садит на цепь; в одном только Красноярске — десяток случаев), не могли разоблачить, потому что "право частной собственности", его нарушать нельзя. И, прикрываясь правом этим, в своих квадратных метрах можно творить что угодно — не тронут. Тронут тех, кого трогать не надо. Как в Выборгском районе, где у матери-инвалида отобрали детей, хотя она старалась помочь им.
Нынешней ювенальной юстицией, увеличением полномочий органов опеки проблем детей не решить. Ведь зачастую ребенку лучше быть с плохой матерью. Ужасов детдомов, где детей насилуют, используют их как рабсилу, сатанинское множество. Усиленный же отбор детей у родителей приведет лишь к тому, что они окажутся несчастными в лучшем случае, а в худшем — их подвергнут страшным вещам. Или нет иного выхода? И мы, как в первой половине XX века, распихаем миллионы детей по детдомам? Что тогда скажут сердобольные граждане? С глаз долой — из сердца вон?
Того и добиваются: не замечать детей, отвернуться от них, а когда полыхнет — решать ситуацию поверхностными методами, которые спасают редко. А тут фундаментально подходить надо — и законодательно, и социально-экономически, и морально. Тут людей, народ "перепрошивать" надо, встраивать им новые ценности и установки, если мы не хотим умереть от мусорного ветра равнодушия и зла, наполняющего наши газовые камеры, которые мы любовно и слепо называем домами.
