10 апреля группа астрофизиков представила первое в истории изображение черной дыры, расположенной в центре галактики Messier 87 на расстоянии более 50 миллионов световых лет от Земли. Это уже стало важнейшим научным событием 2019 года. Ученые объединили десять радиотелескопов в один большой "виртуальный" и в течение двух лет обрабатывали и совмещали данные. В научных кругах уже поговаривают о Нобелевской премии. Однако Россия в столь знаковом событии не участвовала. Платон Беседин — о том, как свои черные дыры образовались в российской науке.
Россиян не оказалось среди тех, кто фотографировал черную дыру. Для участия в проекте нужен был особый радиотелескоп, а его у нас нет. Как и много другого. На этот счет ведущий научный сотрудник Института ядерных исследований РАН Вячеслав Докучаев высказался жестко: "Россия в научном плане давным-давно находится на обочине научного прогресса".
Впрочем, о каких снимках черной дыры можно говорить, если под вопросом даже адекватные прогнозы погоды? Глава Росгидромета Максим Яковенко заявил, что их точность может уменьшится из-за недостатка финансирования. Также специалист напомнил, что в советское время страна, обладавшая 47 спутниками, входила в тройку лидеров по качеству погодного прогнозирования. Теперь же мы откатились на шестое-седьмое место, далее — выпадение из десятки.
Вице-премьер Татьяна Голикова в конце прошлого года рассказала об антирекордах российской науки: высокопроизводительные вычислительные машины — снижение количества научных работ на 32%; биоинженерия — минус 30%; геномные технологии — минус 32%; наноматериалы и наноустройства — минус 30%.
Очевидно: российская наука все больше втягивается в беспросветную черную дыру. И это происходит тогда, когда интеллектуальный капитал — главное богатство. Самых больших денег стоят мозги, позволяющие создавать технологии, делать открытия, разрабатывать инновации. Интеллект — ключевой товар и краеугольный камень будущего.
Казалось бы, раньше дела с этим в России обстояли неплохо. И в имперское, и в советское время. К слову, есть версия, что Союз почил, просуществовав среднюю человеческую жизнь, так как в мир иной отошли специалисты, получившие образование в царской России. В ней, действительно, пусть далее и начали ликбез, совершалась масса открытий, и в свет выходили ученые с мировым именем: Менделеев, Попов. Да и в советское время держава прихлопнула международное сообщество колпаком, когда первой запустила человека в космос.
Дело тут не только в престиже, но и в банальной безопасности. После 1946 года не могли существовать два полюса силы. Разговоры о том, что американцы собирались использовать для собственного утверждения ядерную бомбу не досужие. Лишь подвиг советских ученых и разведчиков позволил сдержать США — мы изобрели свою бомбу.
Однако уже с 80-х годов научная система в нашей стране начала деградировать. А то, что произошло в 90-х, напоминало уже агонию. Первое, о чем тут стоит говорить, — утечка талантов, мозгов. Выехали все, кто мог выехать. Остались либо не нужные там, либо самые идейные. Но в стране, где развенчивалась любая идейность, сохранять ее было сродни подвигу. Что в нулевых? Есть мнение, будто стало лучше. Отчасти — да, но тот же космос мы потеряли. Относительно достойно дела обстоят в атомной энергетике. Но в целом — зияющие пустоты.
Хотя, казалось бы, зафиксирован рост бюджетных расходов на науку (с 764 млрд в 2019 году до 836 млрд в 2021). Но вот доля этих расходов в структуре ВВП уменьшается — с 0,85% до 0,71%. И большая часть денег — около 40% — уходит на оборонную сферу. Затраты же на гражданские исследования после 2014 года снижаются в среднем на 8% в год.
Сегодня речь в российской науке идет о банальном поддержании штанов. Сложно сделать рывок после системного уничтожения отрасли. Сложно, но можно. И сделать его необходимо, если мы не хотим окончательно превратиться в сырьевую страну, не способную функционировать самостоятельно.
При этом надо понимать, что существующее сейчас — это прежде всего советский задел. Однако еще два года назад глава РАН Александр Сергеев заявил:
Не будет у нас фундаментальной науки — это будет большая беда, потому что по многим направлениям научно-технический задел исчерпан. Он может восстанавливаться только фундаментальной наукой.
Тут важно понимать, что деньгами закидать не получится — у нас и нет столько. А вот оптимизировать расходы необходимо. Пора прекратить выкидывать деньги на новые "потемкинские деревни", а методично и кропотливо начинать с нуля, усиливая контроль за расходами. Годами институты занимаются исследованиями, которые никому не интересны. А профильные ведомства заказывают вместо конкретной технологии аналитические отчеты и прогнозы.
Но ведь и зарплата в 30 тысяч — это, простите, позорно. В то же время девальвирован образ российского ученого: все ближе он к неудачнику, подавшемуся в науку то ли от глупости, то ли от безысходности. В обществе формируется запрос на другие профессии. Но почему бы не снять классное кино о российских ученых? Ведь выходили же в советское время фильмы Данелии или книги Гранина, Трифонова о молодых ребятах, перед которыми простирались великие шири возможностей.
Сегодня в российской науке нехватка именно молодых. Да, в последние годы произошло обновление кадров: на 43% стало больше ученых младше 39 лет, но по-прежнему средний возраст научных сотрудников превышает 50 лет. Откуда ждать новые лица? Ведь менее 10% студентов хотят посвятить себя науке. Меж тем опыт и мудрость — это, конечно, хорошо, но мир развивается, и надо успевать за его тенденциями, вписываясь в международное пространство. Но каким образом, если даже многие ректоры вузов, согласно рассказу господина Грефа, не хотят делать презентации своих же вузов на иностранных языках? В то же время молодые специалисты не обладают должной квалификацией и базой знаний, так как обучались в обезвоженной системе образования.
Вот и получается, что мы сначала разваливали, после реформировали — и что в итоге? Однако развитие научной сферы невозможно и без развития сопутствующих областей — это своего рода комплексная система, лестница по воспитанию кадров.
Не надо громких заявлений — надо использовать то, что еще осталось. Удержать тех, кто не выехал из страны (меж тем за рубежом постоянно работают 800 тысяч человек). Привлечь новых ребят — пусть немного, но объединив их в инициативные группы. Обозначить им прозрачные правила игры, а не путать в грантовых лабиринтах. Поработать над образом и репутацией российской науки. Возродить научные сообщества и кружки, начиная с младших лет. На ранних этапах перехватывать и развивать (своего рода вербовка) тех, кто отличился в научных сферах, чтобы они не маялись вопросом, куда им податься.
И главное — надо дать людям спокойно работать. Наука — это творчество, это определенная свобода. Когда же ученых грузят бесконечными планами и отчетами (сколько планируете опубликовать научных статей в следующем году? а сколько, простите, их опубликовал Лев Ландау?), то отнимают и время, и желание трудиться. Крысиные бега на красивую отчетность, где реальные достижения подменяют эффектными цифрами, вытесняют из науки человека и в конечном счете уничтожают ее.
