100 лет назад в России побывал английский фантаст Герберт Уэллс. До этого он посещал Российскую империю, и ему было важно увидеть, что стало со страной после ее крушения. Впечатления от второй поездки он описал в газете, а позже в книге под названием "Россия во мгле". Уэллс хотел, чтобы на Западе, прежде всего в Англии, на Страну Советов и большевиков посмотрели другими глазами, попытались наладить с ними диалог. Он даже попытался оправдать хаос и разруху, заступившись за коммунистов. Но элита не оценила порыва фантаста. Андрей Бесков — о том, какую Россию увидел Уэллс и почему на Западе ему никто не поверил.
Разруха, голод, обноски
1920-й год. В России царит разруха — последствие Гражданской войны, осложненной иностранной военной интервенцией и экономической блокадой. Бывшие союзники по Антанте — Великобритания и Франция — обеспокоены большевистскими идеями о мировой революции и откровенно враждебны советскому правительству во главе с В.И. Лениным. В Европе никто толком не понимает, что творится в России, да и в самой России мало кто может четко представить дальнейший ход событий.
И вот в конце сентября в эту загадочную страну прибывает всемирно известный английский писатель Герберт Уэллс. Посетить Россию ему предложил видный большевик Л.Б. Каменев, бывший на тот момент с торговой делегацией в Лондоне. Уэллс с радостью уцепился за эту идею и даже захватил с собой одного из сыновей, которые, между прочим, изучали русский язык, что для Англии того времени было крайне необычно. Свои впечатления Уэллс публиковал в газете The Sunday Express — эти статьи увеличили тираж газеты на 80 000 экземпляров, а уже в начале 1921 г. вышла его книга "Россия во мгле".
Писатель изначально оказался в сложном положении. Большевики хотели с его помощью прорвать информационную блокаду со стороны Запада и дать возможность зарубежным читателям узнать о советских реалиях. Противники большевизма, среди которых были и его знакомые эмигранты из России, очень волновались, как бы Уэллс не стал проводником коммунистической пропаганды, тем более что тот не скрывал своих социалистических убеждений. Сам Уэллс тоже опасался очковтирательства со стороны советских властей, но, прибыв в страну, понял, что это вряд ли возможно:
Подлинное положение в России настолько тяжело и ужасно, что не поддается никакой маскировке.
Тяжелое положение дел в России удручало писателя, побывавшего здесь в 1914 г. Контраст был особенно заметен в Петрограде: гиперинфляция, закрытые магазины, изрытые рытвинами дороги, вышедшая из строя канализация, обносившиеся, голодные люди, стремящиеся выбраться из умирающего города в деревню…
Но в деревне сытые крестьяне.
У них больше земли, чем раньше, и они избавились от помещиков. Они не примут участия в какой-либо попытке свергнуть советское правительство, так как уверены, что, пока оно у власти, теперешнее положение вещей сохранится. Это не мешает им всячески сопротивляться попыткам Красной Гвардии отобрать у них продовольствие по твердым ценам. Иной раз они нападают на небольшие отряды красногвардейцев и жестоко расправляются с ними.
Совсем плохо приходится интеллигенции. Даже всемирно известный писатель Горький, у которого остановился Уэллс (они приятельствовали еще с 1906 г., когда встретились в США), имел всего один костюм. Впрочем, если некоторые литераторы склонны были жаловаться на судьбу, то российские ученые приятно поразили англичанина стойкостью духа. Живя впроголодь, единственное, на что они жаловались, — это нехватка свежей научной литературы. Уэллс обещал им помочь и, вернувшись на родину, сразу стал хлопотать о поставках литературы в Россию.
Произвели впечатление на писателя меры по поддержке народного просвещения, подпортила впечатление только половая распущенность молодежи, контрастировавшая с моральным обликом старших поколений.
В защиту коммунистов
Пробыв в России 15 дней, Уэллс пришел к выводу, что грандиозная социальная катастрофа, какой еще не знала история, вызвана не революцией, а крушением Российской империи, которая не вынесла колоссального напряжения сил из-за Первой мировой войны.
Вы, конечно, скажете, что это зрелище беспросветной нужды и упадка жизненных сил — результат власти большевиков. Я думаю, что это не так. ... Не коммунизм, а европейский империализм втянул эту огромную, расшатанную, обанкротившуюся империю в шестилетнюю изнурительную войну. И не коммунизм терзал эту страдающую и, быть может, погибающую Россию субсидированными извне непрерывными нападениями, вторжениями, мятежами, душил ее чудовищно жестокой блокадой. Мстительный французский кредитор, тупой английский журналист несут гораздо большую ответственность за эти смертные муки, чем любой коммунист.
Уэллс считает, что, если бы война продлилась еще немного, Великобританию ожидала бы схожая участь. Большевики в России взяли власть просто потому, что не было в тот момент более сплоченной политической силы, способной взять на себя управление разваливающейся страной. Что касается советского правительства, то оно делает то, что должно было бы делать любое правительство в столь отчаянных условиях — пытается навести хоть какой-то порядок: расстреливает бандитов, грабящих прохожих на улицах, распределяет продовольствие, изобретает способы хоть как-то поддержать на плаву научную и творческую интеллигенцию.
Симпатизировал ли Уэллс большевизму? Нет. Его социалистические убеждения были другого толка. Идея классовой борьбы — основополагающий теоретический принцип марксизма — казалась ему глубоко ошибочной. Уэллс был сторонником идеи постепенного, эволюционного преобразования общества, при котором движущей силой изменений к лучшему должны быть не пролетарии, а образованные и неравнодушные люди. Идеал Уэллса — построение мирового государства, избавленного от противоречий капитализма. И это роднило его мировоззрение с большевистскими мечтами о построении нового порядка в результате мировой революции. Но ему было понятно, что пока придется решать куда более приземленные задачи.
Симпатичные большевики
Уэллс хотел понять, как же большевики справятся с наведением порядка. Он пишет, что поначалу они ждали, что революции вот-вот произойдут в других странах, и не заглядывали в будущее дальше этого срока. Новый прекрасный мир должен был выстроиться словно сам собой. Его собеседники в России постоянно спрашивали, когда же произойдет революция в Англии, и не без помощи Уэллса постепенно приходили к пониманию того, что этого не будет, а революция в России была не закономерностью, а случайностью, потому не подкрепляет марксистскую теорию, но подрывает ее:
Революция должна была начаться в Англии, охватить Францию и Германию, затем пришел бы черед Америки и т.д. Вместо этого коммунизм оказался у власти в России, где на фабриках и заводах работают крестьяне, тесно связанные с деревней, и где по существу вообще нет особого рабочего класса…
В итоге большевикам приходится преодолевать растерянность от несоответствия теории практике и строить какое-то новое государство, подобного которому еще не было в истории. Пытаться свергнуть советское правительство, считает Уэллс, означает ввергнуть Россию в окончательный хаос — просто добить ее. Да и с кем тогда прикажете иметь дело?
Политический облик русских эмигрантов в Англии вызывает презрение. Они бесконечно твердят о "зверствах большевиков": крестьяне поджигают усадьбы, разбежавшаяся солдатня грабит и убивает в глухих переулках, и все это — дело рук большевистского правительства. Спросите их, какое же правительство они хотят вместо него, и в ответ они несут избитый вздор, обычно приспосабливаясь к предполагаемым политическим симпатиям своего собеседника... Эти эмигранты не заслуживают ничего лучшего, чем царь, и они не в состоянии даже решить, какого царя они хотят.
Большевики показались Уэллсу более симпатичными.
Можно оспаривать их идеи и методы, называть их планы утопией, можно высмеивать то, что они делают или бояться этого, но нельзя отрицать того, что в России сейчас идет созидательная работа. Часть большевиков действительно упрямые, несговорчивые доктринеры, фанатики… Но в новой России есть и люди с широкими взглядами, и, если им дадут возможность, они будут строить и, вероятно, строить хорошо.
В числе таких людей Уэллс называет Ленина, Троцкого, наркома просвещения Луначарского и еще несколько фамилий.
Это имена, которые первыми пришли мне в голову, но ими отнюдь не исчерпывается список подлинных государственных деятелей в большевистском правительстве… Как бы плохо ни отзывались о большевиках, невозможно отрицать, что подавляющее большинство из них ведет не просто трудовую, но прямо аскетическую жизнь.
"Неопрятный человечек в Кремле"
Разумеется, Уэллс хотел поговорить о будущем России с главным вдохновителем большевистской революции — с Лениным. И Горький добился этой встречи. В книге Уэллс признается, что был предубежден против Ленина. Действительно, в личной переписке Уэллса литературоведы находили нелицеприятные оценки Ленина. Но в итоге он изменил свое мнение. Ленин впечатлил его своим умом и проницательностью. Несмотря на то что Уэллс имел свой взгляд на социализм и активно отстаивал его в своих сочинениях и выступлениях, в споре с Лениным ему пришлось туго. Беседа велась на английском. Ленин "говорил быстро, с увлечением, совершенно откровенно и прямо, без всякой позы, как разговаривают настоящие ученые".
Разговаривая с Лениным, я понял, что коммунизм, несмотря на Маркса, все-таки может быть огромной творческой силой. После всех тех утомительных фанатиков классовой борьбы, … схоластов, … марксистских начетчиков, встреча с этим изумительным человеком, который откровенно признает колоссальные трудность и сложность построения коммунизма и безраздельно посвящает все свои силы его осуществлению, подействовала на меня живительным образом. Он, во всяком случае, видит мир будущего, преображенный и построенный заново.
В следующий раз Уэллс увидит Ленина только в мавзолее в 1934 г. Время не изменит его оценок. В своей автобиографии он еще напишет о нем похвальные слова и сравнит с английским премьером Бальфуром, на которого Ленин, по его мнению, в чем-то был похож внешне: "Неопрятный человечек в Кремле умственно посрамил и неизмеримо превзошел его".
Глава, рассказывающая о Ленине, называется "Кремлевский мечтатель". Это выражение теперь часто используется в ироническом ключе: Ленин в этом случае представляется фигурой, подобной образу Обломова. Но что на самом деле забавно, так это то, что воображение британского фантаста оказалось куда более приземленным, чем у Ленина. Тот рассказал ему о грядущей электрификации страны и Уэллс не поверил:
Такие проекты электрификации осуществляются сейчас в Голландии, они обсуждаются в Англии, и можно легко представить себе, что в этих густонаселенных странах с высокоразвитой промышленностью электрификация окажется успешной, рентабельной и вообще благотворной. Но осуществление таких проектов в России можно представить себе только с помощью сверхфантазии.
Тем не менее план ГОЭЛРО был выполнен и даже перевыполнен. И вот уже советский фантаст Александр Беляев опубликовал в 1933 г. хлесткий фельетон "Огни социализма, или Господин Уэллс во мгле", где сполна воздал английскому фантасту за его маловерие.
Реакция на заметки Уэллса
Само собой, на очерки Уэллса резко негативно отреагировали русские эмигранты, в том числе такие писатели, как Бунин и Мережковский. Впрочем, что там эмигранты — уже в декабре все того же 1920 г. Уэллс схлестнулся в печати с Уинстоном Черчиллем — будущим премьер-министром и лауреатом Нобелевской премии по литературе, а на ту пору военным министром и инициатором интервенции в Россию. Черчилль утверждал, что Уэллс не прав, а в бедах России виноваты коммунисты, блокада тут вовсе ни при чем. Уэллс ответил Черчиллю и потом тешил себя мыслью, что победил в этой схватке. Но в независимости от баталий в прессе, английская политическая элита не понимала искреннего желания писателя навести мосты между Россией и Западом. Уэллс встретился с министром иностранных дел лордом Керзоном и попытался убедить его выстроить нормальные рабочие отношения с Россией, но не добился успеха. Как писал он в своей автобиографии:
Россия представлялась ему такой же цельной и лично ответственной, как… преступник на скамье подсудимых.
Несмотря на некоторые положительные отзывы, в целом в прессе преобладали критические мнения о наблюдениях Уэллса, которого авторы сочли "обманутым" советской пропагандой. Взгляд Уэллса на дела в России оказался неудобным, идущим вразрез с большой политикой. Оказалось, что даже голос всемирно известного писателя мало чего стоит в мире, где правят "обладатели выпестованных гувернантками умов" — представители привилегированных классов, не готовые отказаться от своих стереотипов. Прояви европейские политики меньше враждебности к молодому советскому государству, возможно, мир был бы сегодня другим. Но это уже совсем другая история. Достойная пера фантаста…
