Недавно вышедший фильм "Непрощенный" Сарика Андреасяна стал лидером проката. В его основе - история Виталия Калоева, потерявшего всю семью в авиакатастрофе над Боденским озером и убившего потом виновного в столкновении самолетов авиадиспетчера. Главную роль исполнил Дмитрий Нагиев. Это не первая картина, посвященная трагедии 2002 года. Совсем недавно, год назад, вышел американский фильм "Последствия" с Арнольдом Шварценеггером по мотивам истории Калоева. Однако сюжет был сильно изменен. Российская версия отличается точностью вплоть до деталей. Платон Беседин - о новом фильме, в котором он увидел "капитуляцию русской культуры".
Потенциально из "Непрощенного" могло бы выйти большое кино о двух трагедиях – личной и цивилизационной/национальной. С такой историей, как у Виталия Калоева, для того были все шансы. Но теперь ясно, почему сам Виталий Константинович не смотрит о себе фильмов – ни российского с Нагиевым, ни американского со Шварценеггером. Жизнь оказалась намного страшнее и больше кино. А в искусстве должно быть наоборот.
Личная трагедия – потеря Калоевым семьи в жуткой Боденской катастрофе, когда из-за ошибки авиадиспетчера Петера Нильсена в небе столкнулись два самолета. Отголосок этой трагедии – убийство Калоевым Нильсена. Зло порождает зло. Калоев остался без семьи, семья – без Нильсена.
Но трагедия эта – личная – стерлась из-за игры Нагиева. Дмитрий не раз подчеркивал, что намеренно не смотрел интервью Калоева. А надо было. Потому что такие роли не играются – они проживаются. Но в "Непрощенном" Нагиев именно что играл – пытался играть. Однако выходило бутафорски, также смотрелась приклеенная борода. Он щурил глаза, сводил брови – и складка между ними появлялась не от трагедии человека, а от видимого усилия актера, чья игра диссонировала с посылом фильма.
На протяжении фильма герой Нагиева не менялся. Он не переживал трагедию. Потому что до катастрофы и после нее в Нагиеве поменялось лишь одно – борода появилась. Его герой не изменился даже после заключения в швейцарской тюрьме. Так не бывает.
Была и вторая трагедия – цивилизационная. История Калоева – это не просто трагическое столкновение человека с бездной, но еще и столкновение двух цивилизаций - русской и западной. В фильме это артикулируется прямым текстом. Артикулируется, а должно быть показано через образы.
Работники компании "Скайгайд", виновной в катастрофе, говорят лишь об одном – о деньгах, о компенсации. Их предлагают взамен мертвых. А когда Калоев деньги не принимает, сумму увеличивают. Но герой Нагиева не хочет торговать мертвыми. Он просит об одном: признайте свою ошибку, извинитесь перед людьми, покайтесь. Но "Скайгайд" ждут решения суда.
И это еще один ключевой вопрос. Тот, что стоит между цивилизациями русской и западной: что важнее – закон или справедливость? Работники "Скайгайд" хотят действовать по закону, но он пишется сильными и под сильных. Можно найти уловки – и быть чистым, жить дальше. Однако в русской традиции это невозможно, потому что есть совесть. И наказание должно быть не по закону, а по справедливости. Не зря в России существовал Совестной суд. Там судили по совести и по справедливости.
Поэтому Калоева встретили на Родине как героя. Он пошел за правдой и справедливостью. И не хотел убивать – Нильсена убила память, когда фотография семьи, выбитая из рук, легла на снег. Такова правда.
Собственно, именно поэтому история Виталия Калоева спустя 14 лет трогает. В ней явилась битва и человека, и цивилизаций – двух идей, двух начал. И та же битва состоялась в России, когда академик Сахаров постановил: "Дозволено все, что не запрещено законом". И мы переняли это, а на выходе – не оказалось ни закона, ни справедливости.
Парадоксальным образом режиссер Сарик Андреасян передал эту трагедию. Передал не благодаря, а вопреки. Он не показал столкновения цивилизаций, но скудностью, вторичностью изобразительных средств явил, что одна цивилизация все-таки победила. Не наша. Потому что история, переданная в фильме, – русская, а вот то, как она передана, – совсем не по-русски.
Это подделка, как и многое в современной российской культуре. Как сериал "Счастливы вместе", слизанный со старого американского оригинала. "Непрощенный" – большая история, но сделанная по тем же лекалам – подражательски. Каждый кадр в кино Андреасяна – заимствование, нужное для того, чтобы выглядеть так, как снимают они. И шаблонная музыка – тоже для того, чтобы было, как у них.
Тому есть субъективная причина: Андреасян поработал в разных жанрах, но все его фильмы – от комедий до боевиков – это попытка снять американское кино в России. И есть причина объективная: в России в принципе снимают так, как надо Голливуду, только хуже. Забавно, но сам Нагиев рассказывал, как американский оператор спрашивал его:
Мы, в США, учились у русских режиссеров и операторов. Куда все это делось? Теперь вы пытаетесь нелепо подражать нам.
Вот и Теодор Рошак в своей "Киномании" поет оды Эйзенштейну. А кому бы он мог петь их сейчас?
Культура ведь не оторвана от жизни - она одновременно отражение и ее создательница. Потому жизнь у нас примерно такая же – подражательская. Как говорил Силуанов: "Мы должны стать второй Норвегией". Оглянитесь: это все, по большей части, не наше – от реформ и сленга до внешнего вида и медиа. Это не мы – это те, на кого мы стараемся быть похожими. А где свое? Где своя школа? Та, о которой и благодаря которой мы можем говорить с миром?
"Непрощенный" – кино выпуклое в своей беспомощности. Оно сделано, чтобы показать: наши культуры находятся в столкновении, и правда на нашей стороне. Но из-за того, как оно сделано (трагикомично), посыл совсем иной: столкновение было, и мы проиграли.
Но проиграли мы на самом деле только в кино. Потому что есть оригинал – интервью самого Виталия Калоева. Посмотрите его. Неважно – до или после "Непрощенного". Посмотрите на человека, который не делает складки между бровей. Он просто рассказывает свою историю и тем самым доносит свою правду. И он не пытается разжалобить. Но все равно рыдаешь. Однако за рыданиями этими кожей, даже через экран, чувствуешь: перед тобой человек незамутненный, в нем сильна связь поколений, голос крови, традиция. Вот что в конечном итоге важно. В жизни и в кино. С последним, правда, в "Непрощенном" не получилось.
И так часто у нас: в жизни герои есть, а на экране нет. Хотя искусство как раз-таки нужно для того, чтобы героев этих создавать и переносить в жизнь. У Тарковского и Балабанова получалось. Они снимали свое кино. А вот "Непрощенный" – чужое кино, но, вопреки авторской задумке, идеально отражающее российский дух времени - инородный, фальшивый и потребительский.
