В прокат вышел фильм Андрея Кончаловского "Грех" о жизни художника и скульптора Микеланджело — самый дорогой у знаменитого режиссера и трудный в производстве. Он снимал в Италии и работал с итальянскими актерами. Лишь одна небольшая роль досталась жене Кончаловского Юлии Высоцкой. В июле диск с этим фильмом Владимир Путин подарил папе римскому Франциску. Платон Беседин — о "Грехе" и его смысле.
Сеансов нового фильма в кинотеатрах не так уж и много. Все забито "Ангелами Чарли". Кое-где даже, страшно сказать, до сих пор идет "Джокер". И это при неслабых возможностях Кончаловского. Что уж говорить о другом российском кино.
Нужно научиться работать с прокатчиками? Пусть так. Но тут не только маркетинг и экономика: современному обществу масскульта куда более интересен шизофреник-неудачник Джокер, нежели гений Микеланджело. Потому что первым могут стать все, а к маэстро им не приблизиться.
Забавно, но в зале, где показывали "Грех", я оказался самым молодым. В свои-то 30+. Остальная аудитория была старше. Таких дам и джентльменов обычно встречаешь в театрах или на вечерах органной музыки, но не в кино. Возможно, в столице все иначе, но в провинции — так.
Хотят тут есть своя логика. "Грех", рассказывающий о метаниях Микеланджело, предстает фильмом из совсем иной эпохи. То же удалось Тарантино в "Однажды в… Голливуде". Там воссоздана Америка 60-х. В "Грехе" Кончаловский нарисовал средневековую Италию. Нарисовал дотошно и точно, с массой штрихов и деталей. Час, а то и больше режиссер старается погрузить зрителя в ту атмосферу. И отчего-то старания эти заставляют вспомнить "Трудно быть Богом" Германа.
Вообще, когда смотришь подобные фильмы, всякий раз думаешь: "Нет, раньше трава, определенно, не была зеленее". Та же тусклость, та же грязь. Те же слабые, истерзанные пороками и грехами люди. И откуда-то сверху льют помои, рыщут собаки. Все это являет зрителю Кончаловский. В определенный момент становится душно. И скучно.
"Грех" — кино не только о другой эпохе, но и из другой эпохи. Оно не снято так, как нынче принято. Когда масштабно или наоборот фестивально, артхаусно. Кончаловский поехал в Италию и снял фильм об итальянце с итальянскими актерами. Но кино его одновременно и русское, и предельно европейское.
Беда в том, что оно слишком академично. Однако красота невозможна без уродства. Кончаловский сделал ленту красиво. С хорошей игрой Альберто Тестоне, с достойными планами, с мощной фактурой. Но не цепляется, не взлетает душа — усталость и затянутость чувствуется едва ли не в каждом кадре, когда выхолощенность рождает равнодушие. "Греху" не хватает безумия, а без последнего каков грешник и каков творец? В картине мало вывихнутых суставов, оголенных нервов, патологических червоточин — все слишком правильно, хотя фильм говорит о сложносочиненных, амбивалентных вещах.
Правда, все это сглаживает изящный финал, в котором Микеланджело вопрошает к Данте, где исповедуется ему, что так и не приблизился к Богу и не приблизил к Нему других. Во-первых, это красиво снято — с дымкой, поднимающейся из расщелины. А во-вторых, мы порядком соскучились по произведениям искусства, в которых ищут Господа. Это тоже, кстати, примета времени. Раньше богоискательство было обязательно — теперь Бога изгнали из массовой культуры и из массового сознания. В центре человек, а Вселенная родилась из какого-то взрыва. Ну-ну. Собственно, если для того, чтобы вернуться к теме Бога хотя бы на два часа экранного времени, понадобилась история Микеланджело, то почему нет.
Тут новая работа Кончаловского перекликается с его предыдущей — фильмом "Рай". Перед нами, впрочем, не рай и не ад, а чистилище, в котором ежедневно существуем все мы. Жизнь как испытание, как попытка прозреть. И гигантский кусок белоснежного мрамора, названный за исполинский размер "Монстром", — не только неподъемный груз искусства, но и такой же, а может, еще более неподъемный груз бытия. Кончаловский показывает Микеланджело не гением, который по совместительству является человеком, но мятущимся, истерзанным, мелочным человеком, который периодически прикасается к высшему.
Главный грех маэстро не в алчности даже, а в том, что он при всей своей гениальности не способен разглядеть другого человека — сопереживать ему. А когда он наконец делает это, ситуация складывается трагически — два трупа. И точно так же Микеланджело не способен узреть Бога в своем творчестве. Глыба "Монстра" есть жизнь и есть сор, из которого одновременно рождается и человеческое, и божественное.
И это разговор не из прошлого, а из самого что ни на есть настоящего. В этом контексте новый фильм Кончаловского предельно актуален и современен. Маэстро сожалеет, что его статуями восхищаются, но им не молятся. Отчего так? От того, что в основе творения не только стремление к Богу, но и к деньгам. А нельзя служить Господу и маммоне. Таков, по Кончаловскому, извечный вопрос "с кем вы, мастера культуры?".
Микеланджело мечется между двумя заказчиками, между двумя кланами — Медичи и делла Ровере. Для них это прежде всего соревнование друг с другом и с другими. Они лишь между делом восхищаются гением Микеланджело, но цель их — выиграть в войне памятников как в битве в войне культурной, победа в которой важнее и дольше прочих. То же самое мы наблюдаем и сейчас, когда мастера культуры выполняют заказ — с той или с другой стороны. И основной мотив у них — деньги. Вот только есть одно но: в них, этих мастерах культуры, солдатах войны, в отличие от Микеланджело, нет и тени гениальности. Они как горшки, которые варят и варят, производя вторичный дым, за мгновение рассеиваемый информационным потоком.
Нынешняя культурная война проиграна для всех, потому что не задает вопросов и не оставляет великого наследия. Мастера не пробуют обтесать своих "монстров" — не пробуют говорить ни с Богом, ни с человеком. В этом смысле "Грех" Кончаловского — важное, пусть и слишком однообразное напоминание о том, что когда-то было совсем иначе, но те времена прошли. Слушать больше некого. И незачем тоже.
