Мнение

Кино по чужим правилам: почему Серебряков не видит правды в российских фильмах

Кино по чужим правилам: почему Серебряков не видит правды в российских фильмах

Актер Алексей Серебряков пожаловался на ощущение неправды от современных российских фильмов о войне. Причина, по мнению актера, кроется в госзаказе и цензуре. В свою очередь Владимир Мединский, наоборот, отрапортовал об успехах российского кино, которое стали смотреть в два раза больше по сравнению с 2012 годом. Платон Беседин — о том, чего не хватает сегодняшним картинам и так ли влияет на их качество госзаказ. 

Алексей Серебряков прав и не прав одновременно. После его эпических интервью о "национальной идее" — это уже шаг вперед. Фокус в том, что правда — понятие спорное, порой амбивалентное даже. Борьба за нее всегда идет жесточайшая. Применительно же к войне, наверное, правильнее говорить о реалистичности. Ведь поговори с участниками войны — и каждый постарается донести свою правду. А вот реалистично ли новое российское кино? То, что о войне, да и не только.

К тому есть стремление. Однако редко когда оно реализуется в достойной форме. К сожалению, российское кино — то, что имеет историческую основу — не избегает штампов, а усердно следует им. Неважно, каковы они по своему идеологическому наполнению. 

Однако подобное свойственно не только кино, но и российскому обществу в целом. Обществу, так и не примирившемуся с прошлым и обсасывающему его косточки в настоящем. Обществу, не готовому к многогранной и широкоформатной правде, а усердно делящемуся по лагерям.

Нет попытки беспристрастного, объективного осмысления, позволяющего выйти за привычные стереотипы. И даже если у кого-то появляется такое желание, то оно разбивается о неприятие разных сторон и участников кинопроцесса — от продюсеров до зрителей. Слишком сложно, слишком перегруженно. И тут кроется еще одна серьезная проблема.

Современное российское кино, как и его западные аналоги, как и искусство в целом, боится разнообразной палитры. Оно полагает, что зритель не хочет вдумываться и разбираться — ему нужны зрелища. Человек покупает билет и приходит в кинотеатр, дабы отдохнуть, и между делом, как плохо кушающему ребенку, ему можно попытаться запихнуть порцию смыслов. Собственно, так и происходит. По сути, это замкнутый круг, где зрителя не воспринимают всерьез, но и он сам, в общем-то, не против такого подхода. Отсюда, в том числе, отсутствие правды, потому что она не может быть односторонней, представленной как рекламный буклет политической партии.

Говорить о том, что это сугубо заказ государства, что есть, мол, цензура и поэтому у нас присутствует одна патриотическая героика, сделанная топорно и в лоб, — не совсем правильная позиция. Ведь тот же Серебряков снимался в фильме Звягинцева "Левиафан", сделанном на государственные деньги. И это кино тоже о войне — пусть и в другом формате. Испускает ли эта работа лучи добра по отношению к Родине? Дает ли она внятное представление о процессах, реально происходящих в России? Безусловно, нет. И проблема тут не в том, что Звягинцев негативно высказывается о стране и людях, ее населяющих. Проблема в том, что режиссер в принципе не видит иных вариантов. Гигантский скелет на берегу — это и есть Россия, где Бога нет, не ищите. Это ли не одностороннее понимание правды? Но оно охотно принимается и даже славится. Преподносится как та самая правда, хотя ей, конечно же, не является.

Или эпическое полотно "Викинг", вновь отсылающее к простой "истине": нашу землю населяли и населяют дегенераты. Все это кино, сделанное на государственные деньги. И как обратная сторона — ванильный пафос "патриотических" картин, где все настолько героически, что Стивен Спилберг плачет от умиления. И то, и другое снимается на государственные деньги. И то, и другое не ставит своей задачей представить большой синематограф. Таков дух времени — сработать кино на целевую аудиторию.

Печаль в том, что это удается. И тут Мединский абсолютно прав, когда в своей недавней колонке говорит о кассовых успехах российского кино. Он приводит цифры, дает раскладки — и с ним трудно не согласиться. Зритель действительно ходит на российское кино. Однако в колонке Мединского, как и в действиях Министерства культуры в принципе, нет ответа на ключевой вопрос: есть ли понимание того, что голосование рублем — лишь первый шаг в нормальной кинополитике?

Ведь на данный момент это своего рода соревнование с американскими конкурентами, но соревнование по чужим правилам. Танки и коловраты — это для кого-то прекрасно, конечно, но миллиардные сборы "Мстителей" — совсем иной коленкор. Если мы стараемся забить российский кинорынок своим продуктом, то это, само собой, хорошо, но слишком мелко и неэффективно. Гораздо важнее наполнить пространство смыслами. А для этого необходимо выработать эти смыслы внутри самого государства и понять, что в основе любого искусства — человек.

Серебряков в качестве образца вспоминает картину "Батальоны просят огня", но кто автор книги, ставшей основой фильма? Великий русский писатель Юрий Бондарев, сам участник Великой Отечественной войны. Таково прирастание смыслами через личный опыт, но есть и погружение в смыслы иными методами — их нам сегодня и не хватает.

Нет ничего плохого в государственном заказе на фильмы. Именно благодаря данному заказу мы, собственно, и получили кино как массовый продукт. Более того, если Серебряков (в этом вопросе персонаж скорее собирательный) апеллирует к советским примерам, то уж где-где, но в Союзе существовали и заказ, и куда большая цензура. Да, хватало, что называется, проходняка, но вместе с тем появлялись и по-настоящему великие фильмы.

Цензура — вещь обоюдоострая. Она позволяет искать новые формы и способы донесения идей, что, в свою очередь, рождает интересные ходы. У нас хватало времени без цензуры — и много родилось бесспорных шедевров? В том, чтобы сказать без сопротивления, чуда нет, этим занимаются люди на заборах и площадях, а ты попробуй исхитриться, преодолеть барьеры — вот тут-то и рождается большой художник. Не в идеальных, а в конфликтных условиях.

Однако для того, чтобы в кино, сделанному по государственному заказу (и не только), появилась "правда", а точнее смыслы, государство и общество сами должны сгенерировать их. Нужна и идея, и осмысление прошлого, и ясный взгляд — тогда будет результат. Ведь жизнь, как писал Уайльд, только подражает искусству, но оно же эту жизнь отражает и осмысляет. И если тускла и душна одна составляющая, то и другая быстро зачахнет и превратится в посмертную маску, возможно, и качественно сработанную, но безжизненную. На нее раза два взглянешь в музее, кивнешь, но возвращаться к ней снова и снова не станешь.