Украина с пафосом и народными гуляниями решила отпраздновать 250-летие Колиивщины – восстания гайдамаков, во время которого произошли массовые убийства поляков и евреев. Сложно сказать, почему именно эту трагедию украинские власти выделили особо. Возможно, все дело в том, что бунт казаков пришлось усмирять русским войскам, а все, кто выступал против России, сегодня автоматически обретают статус героев. Но украинцы почему-то забыли, что именно разгул Колиивщины и послужил поводом для ликвидации Крымского ханства и присоединения Крыма к России. Владимир Тихомиров - о том, что же решили отметить с помпой в Киеве.
Апрель 1768 года. Свято-Троицкий Мотронинский монастырь, Украина.
- Смотрите, вот она, золотая грамота! – казачий сотник Максим Железняк потряс над головой старым пергаментом. – От самой государыни императрицы!
Это была старая страница, которую сотник Железняк вырвал из какой-то книги в скриптории монастыря – пригодится на пыжи, чтобы забивать в ружья. Конечно, обман могли разоблачить, но сейчас было важно не упустить момент. Развернув лист, он сунул его под нос старому неграмотному казаку Улану: а ну, читай!
- Буквы-то золотые! – ахнул Улан.
– Светятся!
- Точно золотая грамота! – раздались выкрики в толпе.
- Царская!
- Все, братья, хватит нам терпеть панов на своей земле! – закричал сотник Железняк. – Хватит кровью умываться! Теперь наша воля, и ляхи сами кровью умоются!
Режь панов! – раздались выкрики, и огромная толпа казаков разом пришла в движение. Кто-то возбужденно палил в воздух, другие гайдамаки уже седлали коней, чтобы побыстрее добраться до ненавистных польских господ. Так начался очередной мятеж гайдамаков, который вошел в историю как Колиивщина.
Кампания против православных
Это название произошло от старорусского "колий" - так в Малороссии именовали мясников, занимавшихся забоем скота. Собственно, восставшие казаки никогда не именовали себя мясниками, это прозвище дали им поляки. Впрочем, не называли они себя и "гайдамаками" - это турецкое слово означает "грабителей". Сами же казаки считали убийцами и грабителей как раз турок и крымских татар, чьи разбойничьи набеги превратили Правобережье Украины в настоящее безлюдное "Дикое поле", где среди заросших бурьяном руин городов и пепелищ промышляли банды работорговцев.
Для Польши, как и для России, "Дикое Поле" представлялось источником постоянной опасности. Единственным же способом контролировать "Дикое поле" было заселить эти пространства людьми, создать крепости и города. И ради этого и российское, и польское правительства обещали новым поселенцам, которые согласились бы обрабатывать эти земли, свободу и различные привилегии.
Но обещания польского короля так и остались на бумаге – к тому времени королевское правительство явно утратило реальную власть, отдав все рычаги управления в руки магнатов. Более того, многочисленные семейства Потоцких, Любомирских, Вишневецких предпочитали отнимать у переселенцев все обещанные привилегии, превращая крестьян в своих новых крепостных. И первыми под удар попали православные крестьяне, против которых польские паны начали настоящий террор в "лучших традициях" Средневековья: священников запрягли в плуги, секли терновыми розгами, забивали в колоды...
В 1764 году кампания по "окатоличиванию" достигла своего апогея: на Сейме было принято решение, что все диссиденты (то есть жители Речи Посполитой, придерживающиеся православия или протестантизма) были лишены свободы вероисповедания. Было также объявлено о закрытии православного Свято-Троицкого Мотронинского монастыря (на территории нынешней Черкасской области), который многие годы давал защиту крестьянам, бежавшим от панского террора.
Поддельный приказ "бить жидов и ляхов"
И тогда игумен монастыря Мельхиседек Значко-Яворский по благословению епископа Гервасия в середине июня 1765 года отправился в Санкт-Петербург просить защиту у русской императрицы Екатерины Великой. Миссия Мельхиседека была успешной: он добился аудиенции императрицы и получил от нее некое письмо к польскому монарху Станиславу Августу Понятовскому с просьбой взять монастырь под свою защиту.
И игумен отправился в Варшаву на аудиенцию к королю. Уже в марте 1766 года игумен Мельхиседек написал епископу Гервасию, что "Его величество обнадежили выдать генеральную всем нам привилегию", которая бы защитила обитель от всех гонений.
Более того, под нажимом полномочного посла России князя Репнина король Станислав Август Понятовский был вынужден провозгласить равноправие православных и протестантов с католиками, дать также право занимать государственные должности. Это решение вызвало возмущение польской националистической шляхты, которая в крепости Бар в Подолье создала так называемую Барскую конфедерацию для уничтожения диссидентов. И вскоре отряды "конфедератов" рассыпались по всей Правобережной Украине, совершая массовые казни православных священников.
Наконец, весной 1768 года среди казаков пошел слух, что польские "конфедераты" готовятся напасть на Мотронинский монастырь и убить отца Мельхиседека. Десятки и сотни казаков потянулись на защиту монастыря, а лидером "ополчения" стал сотник Максим Железняк, провернувший фокус с поддельной "золотой грамотой".
О вожде восстания известно немного. Родился Максим Железняк в деревни Медведевка, что возле города Чигирина, в бедной крестьянской семье. Повзрослев, он ушел казаком в Запорожье, откуда и отправился защищать Мотронинский монастырь.
И вот, как говорит предание, 23 апреля 1768 года, в день Святого Георгия, воспользовавшись отсутствием в монастыре игумена Мельхиседека, казак Железняк решил взять инициативу в свои руки – это был его единственный шанс. Показав всем тайную "золотую грамоту" от императрицы России, он приказал окропить ножи святой водой и пойти "бить жидов и ляхов".
Железняк и Гонта
Призыв казака Железняка, провозглашенного новым гетманом, почти мгновенно охватил весь юго-восточный угол Киевщины. Польская шляхта и евреи в тревоге бежали под защиту крепостей – в Белую Церковь и Умань. Возможно, выступление казака Железняка так бы и осталось очередным бунтом гайдамаков, которых было немало в истории, но именно штурм Умани и перевернул все планы новоиспеченного гетмана.
Но здесь главенствующую роль сыграл уже другой человек – казачий полковник Иван Гонта.
Дочь уманского "губернатора" Вероника Кребс писала, что Иван Гонта, родившийся в селе Росошка, принадлежал по рождению магнату Потоцкому, который и определил юного Ивана в свою личную "армию" - в то время у каждого польского магната была своя частная армия, набранная как из наемников, так и из крепостных крестьян. Вскоре Гонта дослужился до чина сотника в Умани, которая тогда считалась неприступной крепостью: город был окружен рвом и двойным валом с крепостным стенами, на которых располагались мощные дальнобойные пушки. Охрану Цитадели составлял гарнизон из наемников и надворная казацкая милиция.
Когда в конце мая в Умань пришли первые вести о бунте гайдамаков, который грозился перейти во всеобщее крестьянское восстание, на Гонту посыпались доносы – в основном от наемников, недовольных тем, что им приходится подчиняться крепостному крестьянину. В итоге губернатор приказал схватить Гонту, но в ходе следствия он так и не обнаружил доказательств виновности сотника, который на коленях клялся в верности шляхте. Никаких показаний не дали и несколько "свидетелей" - православных священнослужителей, арестованных по навету. В конце концов, губернатор решил отпустить Гонту, что и было роковой ошибкой: именно под пытками казачий сотник решил отомстить и ненавистной шляхте, и полковнику Обуху, который плел против него интриги.
Схватка в Умани и зверства казаков
18 июня 1768 года отряд Железняка подошел к Умани. Навстречу гайдамакам выступили отряды уманских казаков во главе с полковником Обухом и сотником Иваном Гонтой. На полдороге отряд остановился, Гонта отобрал у полковника оружие:
- Ясновельможный пан может ехать прочь, ибо мы не нуждаемся более в вашем присутствии, - процедил он сквозь зубы. - Советуем вам: бегите, если хотите оставаться в живых, в противном случае погибнете если не от руки гайдамаков, то от нашей.
- Что?! – задохнулся от гнева полковник. – Да как ты смеешь? Схватить изменника!
Полковник оглянулся, но никто не спешил исполнять его приказаний. На следующее утро отряд Железняка и полка Гонты вернулись в крепость. В городе царила анархия и беспорядок. Вооруженные чем попало дворяне, слуги открыли пушечную пальбу по нападавшим. В течение 30 часов шла перестрелка, но у защитников закончился порох. Гонта выслал в город гонцов с предложением о капитуляции. Условия были мягкими, и губернатор Младанович решил принять переговорщиков.
Когда ворота были отворены, - писала Вероника Кребс, - Гонта и Железняк в сопровождении въезжали в них, одни шляхтичи пытались было вступить в переговоры, другие прерывали их бранью, иные порывались палить из пушек, другие отталкивали их и ложились на пушки. Младанович, хотевший было предложить Гонте условия, не мог говорить среди шума; исполненный досады и отчаяния, он обратился к шляхте: "Помышляйте же сами о себе, я иду в церковь и предаю себя Господу!" - и затем ушел к костелу. Между тем, пока шляхтичи ссорились и шумели, вслед за старшиной вошла в город толпа народа и рассыпалась по улицам; началась кровавая расправа...
В то время в Умани укрывалось свыше десяти тысяч поляков и евреев. Все они погибли от рук казаков и примкнувших к ним крестьян, стремившихся отомстить панам за унижения. Погромы продолжались восемь дней. Причем сотник Гонта вынес приказ о том, что казни подлежит любой человек, посмевший прятать у себя дома евреев.
Покончив с евреями, гайдамаки принялись за поляков, - свидетельствовали выжившие. - Многих они перерезали в костеле; губернатор и все прочие паны были убиты. Улицы города были усеяны трупами или изувеченными, недобитыми людьми...
Через несколько дней зверства перекинулись и на соседние районы. Отряды гайдамаков убивали евреев и поляков по всей Волыни — в Фастове, Животове, Тульчине и других местах. По всем дорогам были установлены виселицы, в один ряд висели несколько тел казненных – поляков и евреев, а на тела вешали таблички с глумливой надписью: "Поляк, жид и собака – вера однака". Уманская резня стала первым в современной Европе случаем геноцида евреев по религиозному признаку.
Пока часть гайдамаков громила Умань, сам гетман Максим Железняк направил свое войско на польско-турецкую границу – на пограничную реку Кодыма, около которой магнат Юрий Любомирский выстроил замок Юзефград. После молниеносного приступа казаки выбили поляков из замка, те бросились искать спасения на турецкую территорию – в крепость Балта.
Пытки восставшим
Атаман Железняк потребовал у турецкого коменданта Якуба-аги выдачи конфедератов, но получил отказ. Якуб-ага приказал гарнизону Балты приготовиться к бою. Но казаки выбили турок из Балты. Подошедший к городу отряд татарской конницы с тысячью всадников был почти полностью истреблен артиллерийским огнем. Противостоять гайдамакам стало некому. Казаки захватили село Песчаное на Савранке, затем совершили нападение на ханский отряд в городе Голта, разграбили крепость Дубоссары - в то время это была вассальная территория Османской империи. В воздухе запахло новой русско-турецкой войной.
Новая война с Османской империй не входила в планы императрицы Екатерины Великой. Кроме того, польский король Станислав Август Понятовский был ее верным протеже. Поэтому императрица приказала генералу-аншефу Михаилу Кречетникову, генерал-губернатору Малороссии, навести порядок в русских областях, принадлежавших Польше. И в Умань был направлен Каргопольский 5-й драгунский полк под командованием полковника Василия Гурьева. Операция прошла бескровно.
Гурьев прибыл к Умани и расположился рядом с лагерем Железняка, после чего устроил для гайдамаков пир. Пока Гонта со своими подручными пировал в полковничьей палатке, драгуны окружили веселившийся лагерь. По условному сигналу Гурьева в палатку ворвались солдаты и бросились на захмелевших гайдамаков. Уже через несколько часов все люди Гонты были взяты в плен.
Сегодня, возможно, вас может удивить подобный оборот событий: как же так, люди, выступавшие за союз в Россией, были по приказу русской императрицы взяты в плен. Но в том-то и дело, что события XVIII столетия нельзя судить по правилам XXI века. Это сегодня в моде патриотизм и национальные чувства. А вот тогда общество жило по сословным обычаям, и для русских дворян восставшие гайдамаки – особенно после резни в Умани - были прежде всего бунтующими крестьянами, воплощением темной разрушительной силы, не щадящей в своем разгуле никого - ни женщин, ни детей. Польские же шляхтичи для русских дворян представлялись своими людьми. Поэтому и русская императрица старалась защитить не поляков, а дворянское сословие.
В итоге Гонта был выдан польскому королю для суда. Приговор комиссии присудил его к демонстративной изуверской казни, которая должна была продолжаться 14 дней. Правда, польский генерал Франциск Браницкий пошел против воли короля: не в силах наблюдать за мучениями гайдамака, он казнил его на третий день пыток, так что палачи были вынуждены продолжать исполнение дальнейшей казни на трупе.
А вот Максима Железняка и других запорожцев как российских подданных судила киевская губернская канцелярия. Указом императрицы Екатерины II предписывалось судить их "как бунтовщиков, нарушителей общего покоя, разбойников и убийц" - то есть по статьям, которые предусматривали только одного наказание – смертную казнь. Однако затем императрица изменила свое решение, приказав бунтовщиков "бить кнутом, дать сто пятьдесят ударов и, вырезав ноздри и поставив на лбу и на щеках указные знаки, сослать в каторжную работу вечно".
Но и этот приговор казакам был отменен – из-за новой войны с Турцией государыне потребовались верные солдаты.
Как Крым стал наш
25 сентября 1768 года турецкий великий визирь султана Мустафы III вызвал во дворец русского посла Алексея Обрескова и поставил ультиматум: Россия должна была добиться отмены постановлений польского сейма о равноправии и обеспечить скорейший вывод всех русских войск из Польши. Визирь и сам хорошо понимал абсурдность своих требований. В тот же вечер посол Обресков был арестован – таким образом султан Мустафа III объявил войну Российской империи. Но боевые действия развернулись только в начале 1769 года, когда 70-тысячное татарское войско Крым-Гирея перешло русскую границу.
Татары сумели дойти только до Бахмута - там их остановили и отбросили полки Петра Румянцева. Вскоре российские войска заняли пустые города Хотин и Яссы. Затем русские разгромили 20-тысячный турецкий корпус у Рябой Могилы, а в июле 1770 года Петр Румянцев с 20-тысячным войском разбил 80-тысячную турецко-татарскую армию при реке Ларге. Одновременно с военными действиями российская императрица Екатерина II поручила канцлеру, графу Никите Панину, провести с крымским ханом Селимом Гиреем III, сменившим умершего Крым-Гирея, переговоры по отделению Крымского ханства от Турции. Переговоры и военные действия продолжались несколько лет.
В конце концов, Манифест Екатерины II от 8 апреля 1783 года включил Крым в состав Российской империи.
