В конце ноября на Netflix вышел новый фильм Мартина Скорсезе "Ирландец", снятый по книге "Я слышал, ты красишь дома". В нем рассказывается о бывшем водителе грузовика Фрэнке Ширане, ставшем киллером и сотрудником профсоюза. Несмотря на то, что фильм длится три с лишним часа, он стал одним из самых ожидаемых в этом году. Платон Беседин — о том, что Скорсезе снял манифест настоящего кино и оставил зрителю надежду, что оно не исчезнет.
Я всегда ценил стариков. Они рассказывали мне истории о том, как они выживали, как двигались дальше и как побеждали. На войне и в мирное время. От окопов Сталинграда до строительства БАМ. Современные люди, могу ошибаться, так не могут — они слабее. Для кино это утверждение справедливо также. Только старикам в нем и место. Мартин Скорсезе своей новой лентой "Ирландец" доказал это в полной мере.
Слово "эклектика" означает смешение, сочетание разнородных стилей, идей, то есть сочетание несочетаемого. С греческого же термин переводится как "избранный, отборный". Так вот, "Ирландец" прежде всего эклектичен.
Для начала уже тем, что вышел на платформе Netflix. Патриархальное, консервативное и во многом назидательное кино появляется на современном стриминговом сервисе, который в отличие от гигантов-киностудий не пожалел 159 миллионов долларов на то, чтобы мастер воплотил все свои мысли и желания на экране. Скорсезе снял большое кино, которое так и не вышло на большом экране. Теперь оно претендует на "Оскар". Во многом это уже революция. И есть подозрение, что вскоре такое кино уж не будут снимать в принципе, потому что не умеют. Когда уйдут Скорсезе, Ханеке, Годар, вы будете наслаждаться только историями про обиженок и психопатов.
Фильм Скорсезе, собственно, о том, что эпоха титанов ушла. Она была яркой, скандальной, кровавой, но за ее алым фасадом скрывалась обыденность вроде той, с которой мясник разделывает туши. Зло в фильме Скорсезе явлено не просто банально (как у Ханны Арендт) — оно сведено до примитивной повседневности, оно есть форма жизни, в которой задыхаются больные люди. Все эти профсоюзные лидеры, политики, гангстеры в действительности ничто, облаченное в роскошный костюм. Политика равно коррупция, ложь равно метод, жизнь равно пустота — ничего настоящего. Только кровь на стене.
Неслучайно в новой ленте Скорсезе использует дорогостоящий эффект омоложения актеров. Вот пожилой Де Ниро, а вот он же как бы моложе. Происходит это по двум причинам. Во-первых, только такие люди, как Де Ниро и Аль Пачино, могли сыграть столь масштабных персонажей. Тут, впрочем, надо отметить блестящую работу Джо Пеши, реанимированного Скорсезе после девятилетнего простоя. Во-вторых, эффект омоложения есть отражение непрерывности и необратимости зла. Маска подправляется, но суть остается неизменной.
Зло скучно. Оно не рогатый демон и не маньяк с бензопилой. Нет, зло — это пожилой человек с прилизанными волосами и в забавной пижаме. Тот, кто сядет за стол вместе с детьми, а вечером отправится "красить дома" (изящное название для работы киллеров). Им, этим солдатом зла, может оказаться твой сосед, муж, отец — кто угодно, потому что зло сжирает человека. Оно так же голодно, как и банально.
Слово "солдат" использовано мною неслучайно. Ведь Фрэнк Ширан, воплощенный Де Ниро, не самодеятельный маньяк, не инфернальный адепт, а всего лишь сломанный человек, прошедший войну и промышляющий мелкими злодеяниями. Его судьба — отражение того, как одно зло (война, например) порождает другое, как оно бесконечно плодит свои сущности, стирая и сомнения, и грани, и в принципе ощущения. Нил Сорский так описывал разрастание греха в человеке:
Сперва возникает представление помысла или предмета – прилог; потом принятие его – сочетание; далее согласие с ним – сложение; за ним порабощение от него – пленение; и, наконец – страсть.
Вряд ли Скорсезе читал православного преподобного XV века, но именно эту эволюцию греха он и показал в своем фильме.
Получил ли Фрэнк кару за свои грехи? В реальной жизни Ширан облегчил душу. В фильме он отказался говорить о деле убитого Хоффы, профсоюзного босса, чье исчезновение считается одной из главных загадок криминальной Америки. Меж тем финал открыт: Фрэнк просит не закрывать дверь, оставить щелочку. Камера отдаляется — с нами прощается одинокий старик. Все, кто окружал его, умерли. И вопрос лишь в одном: есть ли что-то после их смерти? Этим терзается Фрэнк, торгуясь за зеленый гроб. И уже то, что он задается подобными размышлениями, уничижает его. Ведь если нет ничего после смерти, то он исчезнет навсегда, а если есть, то грехи будут искупаться вечно.
Впрочем, наказание преследует Фрэнка уже при жизни. Оно заключено в отношении к нему его дочери Пегги. Она сторонится, а после и откровенно презирает отца. И происходит это сразу после того, как Фрэнк избивает на ее глазах торговца, ломает ему руку. Избивает, так ему казалось, за дело (толкнул Пегги), но жестокость эта вырезает его из сознания и чувств близких. Фрэнк уже наказан. Таких глубинных смыслов можно отыскать в "Ирландце" десятки.
Кто-то задается вопросом: почему фильм растянут на целых три с половиной часа? Нашлись даже "вундеркинды", которые предложили смотреть ленту как сериал. Лишнее свидетельство того, что мир перестал воспринимать серьезные вещи, утратил цепкость и цельность ума ("Ирландец", к слову, и об этом). У Скорсезе каждый кадр выстроен идеально: потрясающая работа художников — максимальное погружение в эпоху.
При этом режиссер не стесняется полемизировать с самим собой. Скорсезе — один из тех, кто, как принято говорить, воспел гангстерскую эстетику, насилие. Речь о его фильмах "Славные парни", "Таксист", "Казино". В "Ирландце" все иначе: сцены насилия здесь скупы — они нужны лишь как сцепки. Скорсезе будто анализирует ранее им сделанное и максимально отдаляется от него, дрейфуя в сторону пасторского кино. "Ирландец" — это своего рода путь в Дамаск для Скорсезе, путешествие от "Славных парней" к "Молчанию", дорога перемен, покаяния, потому что прежние герои мертвы и ничего не значат. Ведь они были не настоящими.
Прекрасна сцена в конце: Фрэнк показывает фотографию, где он заснят с Хоффой, а девушка не узнает его. Этот герой для нее ничего не значит. Как и все остальные. Впрочем, они и не были никогда героями, ведь их везли на место казни собственные дети, а убивали их лучшие друзья. Тогда чего стоила их жалкая жизнь? Ради чего они влачили ее? И тут в вопросе "кто есть подлинные герои" уместно вспомнить недавний бунт режиссера "Ирландца" против Marvel с их картонными, пустыми образами.
Скорсезе снял не гангстерскую ленту, не true story, не эффектную сагу, а фактически кинематографическую проповедь о человеке, прожившем до онемения бессмысленную жизнь и подошедшем к финальной к черте одиноким, обескровленным и проигравшим. И в фигуре этой мы должны видеть не только конкретную личность, но всю цивилизацию, затянутую в элегантный костюм прогресса, приличий, либеральных ценностей и прочей шелухи, которая априори не работает.
И неудивительно, что уже слышны стоны о том, как мало экранного времени дали исполнительнице главной роли. Неудивительно, что Скорсезе обвинили в сексизме. Ничего нового в этот дурной "политкорректный" век. Скорсезе говорил и об этом, когда снимал "Ирландца". Мир белых мужчин кончился, но в мире этом были не только сексизм, насилие, алкоголь, но и нечто большее, что связывало людей воедино. И там появлялись фильмы, которые принадлежали подлинному искусству, а не пестрели второсортной агиткой.
"Ирландец" Мартина Скорсезе не закрывает дверь в настоящее кино, а оставляет щелочку в надежде, что появится нечто важное, честное, не боящееся говорить о Боге, любви и смерти.
